След росомахи
Шрифт:
Такова была одна из самых распространенных легенд о Пичвучине.
— Об охотниках и Пичвучине? — спросил Тутриль.
— Нет, сначала о рождении Пичвучина, — ответила Айнана. — Ведь Пичвучин родился обыкновенным человеком, а потом стал великаном…
— Все люди рождаются обыкновенными, — заметил Токо. — Только потом человека отделяют именем от других, обозначают его.
— Но как пришло в голову моему отцу назвать меня Тутрилем? — спросил Тутриль. — Не слишком ли красиво?
— Имя дает не обязательно отец, — заметил Токо. — Имя может дать близкий друг семьи. Иногда он один сохраняет спокойствие и ясную голову в радостной и бестолковой суматохе появления нового человека… Тот день был хороший, — продолжал Токо, — добычливый.
— И я помню, — вступила в разговор Эйвээмнэу. — Охотники с утра ушли на припай бить весеннюю нерпу, и Кымынэ очень беспокоилась, потому что поднимался южный ветер. Боялись, что оторвет припай, унесет охотников.
— Вы это так хорошо помните? — с удивлением спросил Тутриль.
— Рождение человека не такое событие, чтобы его забыть, — сказала Эйвээмнэу.
— Мы тогда еще не старые были, — рассказывала Эйвээмнэу. — В ликбезе учились у нашего Роптына, который нынче Совет возглавляет… А Кымынэ рожала тебя с помощью доктора. Девушка была молоденькая, Вера Семенова. Как услышали в селении, что Кымынэ будет по-новому рожать, так повалили в ярангу любопытные. Пришлось их отгонять… Комсомольцы мы тогда были…
— Бабушка, неужели ты вправду была комсомолкой? — с улыбкой спросила Айнана.
— А почему ты смеешься? — недовольно ответила Эйвээмнэу. — Ты вспомнишь свой смех, когда тоже будешь бабушкой и станешь внукам рассказывать, какой была.
— Не сердись, эпэкэй, — Айнана продолжала с улыбкой. — Я ничего плохого не хотела сказать. Я знаю, что буду смешной, когда вспомню, как была комсомолкой.
— Почему смешной? — не поняла Эйвээмнэу. — Ничего смешного нет.
— Ну, хорошо, — миролюбиво сказала Айнана. — И вправду, что тут смешного? Расскажи лучше, как по новому обряду появился на свет Тутриль.
— Сначала пришла шаманка Вэтлы, — продолжала Эйвээмнэу. — Однако ее в ярангу не пустили. А мы, подруги Кымынэ, сидели в чоттагине и грели воду. В большом котле и в чайнике… Когда я свою Эймину рожала, столько воды не грели… Гадали, отчего такой жадный до воды ребенок? Чай, что ли, любит?.. Я подавала воду в полог, а там, кроме жирника, зажгли принесенную из больницы большую керосиновую лампу. Светло в пологе, как на улице в солнечный день. С потолочных перекладин идолы глядят, будто наблюдают, как ты, значит, на свет рождаешься… Ну, значит, появился ты, закричал, заплакал, как полагается, а тут и весть пришла, что возвращаются наши охотники. Вера Семенова заторопилась: ее муж, учитель, тоже на охоту ходил. Наказала мне следить за роженицей и убежала. А я осталась. Смотрю я на тебя — ну ничего такого не вижу, обыкновенный парень. Жмуришься на яркий свет, глаз не открываешь — керосиновая лампа мешает. А Кымынэ попросила меня помазать жертвенной кровью домашних идолов в благодарность за твое благополучное прибытие. Помазала, а потом мы вместе и пошли на берег…
— С роженицей? — удивилась Айнана.
— И с новорожденным тоже, — спокойно ответила Эйвээмнэу. — Погода тогда была хорошая — ветер утих, и словно большая добрая птица осенила крыльями Нутэн… И радость была сильная: охотники благополучно вернулись с добычей, и новый человек появился. Гости приходили в ярангу, подарки получали, имя спрашивали. Тогда и сказал Токо: "Тутриль — имя новоприбывшего…" А Иваном уже в школе назвали…
— А я ведь этого не знал, дядя Токо, что вы мне имя дали, — благодарно произнес Тутриль.
— Я исполнил долг перед другом, — с достоинством сказал Токо.
— Спасибо вам, дядя Токо…
— А отчество когда появилось? — спросила Айнана.
— Это уже когда я паспорт получал, — ответил Тутриль.
После обеда Тутриль достал блокнот и подробно записал рассказ о своем появлении на свет.
Писал и изредка посматривал на Айнану.
Она была поглощена работой. Заостренным концом металлического резца закрепляла на моржовой кости карандашный рисунок. Руки, колени, подол камлейки и даже одна щека были обсыпаны, словно желтоватой пудрой, мелким костяным порошком.
На верхней губе выступили мелкие капельки пота, влажная прядь волос упала на лоб.
И в который раз Тутриль почувствовал в груди странное тепло и пугающее желание обнять ее, прижать к себе, маленькую, нежную…
Яранга сотрясалась от порывов ветра, и сверху, с дымового отверстия, на пол чоттагина сыпались снежинки. Они падали и на склоненную голову Айнаны и не таяли на волосах.
Тутриль осторожно смахнул с макушки Айнаны снег.
Она вопросительно посмотрела на него.
— Там был снег.
— А я и не чувствую, — слабо улыбнулась Айнана и отставила моржовый бивень. — Когда я работаю, ничего не слышу и не вижу. Только рисунок… Так интересно, будто ты сам создаешь, воскрешаешь ту жизнь…
— Тебе нравится рисовать то, что было? Старый Нутэн? — спросил Тутриль.
— Там можно выдумывать, — ответила Айнана. — Есть простор для мечты. Если на сегодняшней стороне нарисуешь что-нибудь от себя, обязательно спросят: а разве такое было?..
Айнана взяла моржовый бивень. Половина старого Нутэна уже обрела свои очертания. На берегу снаряжали на охоту байдару. От яранг спускались охотники. Несли ружья, гарпуны, несколько человек тащили свернутый парус. Тутриль нашел свою ярангу и увидел женщину с ребенком…
— Это я еще раньше набросала, — пояснила Айнана. — В старом Нутэне я рисую яранги, домики такими, какими они были на самом деле. А люди у меня всегда разными делами занимаются. Помните, на том бивне, который вы видели в доме у меня в Нутэне, вот здесь делали байдару?
— Ну, помню, — кивнул Тутриль.
— Вот она теперь, эта байдара, уже готовая, — показала Айнана.
И тут Тутриль понял, что Айнана воссоздает жизнь на моржовом бивне точно так же, как, наверное, это делает писатель на страницах своих книг. Вспомнилось где-то прочитанное интервью с Хемингуэем. Журналист спрашивал, что в книгах знаменитого писателя выдумано и как эта выдумка соотносится с реальной жизнью. На это Хемингуэй ответил, что действительность в его книгах — большая реальность, чем то, что происходит в так называемой живой жизни…
— А ты настоящая художница… — тихо сказал Тутриль.
Айнана подняла на него полный благодарности взгляд:
— Правда, вам нравится?
16
Ветер сразу отшиб дыхание, и Тутрилю пришлось остановиться и постоять некоторое время. Рядом, не выпуская его руки и отвернув лицо, Айнана боролась с ветром, стараясь удержаться на ногах.
Они почти ползли по снегу. Тутриль тащил топор, Айнана несла ведро, сразу же наполнившееся снегом и ветром.