След «Семи Звезд»
Шрифт:
И вдруг отпустило. И давленье челюстей на руки ослабло. Тогда, недолго думая, храбрый пристав засунул правую руку прямо в пасть собаченции и что есть мочи дернул за язык.
Пес засучил лапами. А в руках у барона оказалась вывернутая наизнанку собачья шкура! Это уже было выше человеческих сил, и барон на пару мгновений отключился.
Когда он пришел в себя, то первым делом спросил у хлопотавшего над ним Баркова:
– Господин копиист, ведь вы же видели это?
– Что именно? – поинтересовался Иван.
– Как я вывернул наизнанку этого… пса?!
– Да-да, – подтвердил поэт, пряча улыбку.
Немец вскочил на ноги и подбоченился:
–
Он вытащил из снега собачью шубу-личину.
– Вот, господа Фомы неверные! Вот доказательство моих слов, моей правоты!
– Господин барон, а как вы снова оказались рядом со мной как раз тогда, когда стало нужно? – в лоб ошарашил его вопросом Ваня.
Эта проблема занимала его с тех самых пор, когда с противником в степи было покончено и два трупа под снегом дожидались дальнейших действий архиепископской «стражи». (Надо бы и сейчас сразу оповестить о происшествии владыку, решил Барков.)
– Э-э-э, – замялся офицер. – Ехал со службы домой, я же живу здесь поблизости, и случайно наткнулся на вас.
– Случайно? – переспросил с иронией поэт.
– Ну да! – невозмутимо ответствовал самый правдивый человек на Земле.
Не выписал писец какого-то указу, Не внес его в Экстракт по судному приказу. Вошел в поветье [20] дьяк и дело то спросил. Еще-ста не готов, подьячий говорил. Взбесился Секретарь, велел подать железы, Хотел стегать плетьми, но сжалился на слезы. Е..ну только мать с наставкою сказал, Ярыгой, пьяницей, п…ой его назвал. Подьячий перед ним туда-сюда вертелся, Ей-ей-сте говорил, я пьяным не имелся. Мошенник, сукин сын, ты мне уж можешь лгать?!..20
Поветье – вообще крытое место, простор с верхом; кровля нежилого строенья.
…Покончив с сим престранным делом и проводив телегу, на которую Дамиан с Козьмой погрузили трупы людей-псов, Иван, уже под утро, возвратился к себе в гостиницу.
Чуть ли не на пороге его встретил хозяин «Лондона».
– Чего тебе? – устало справился у господина Селуянова постоялец.
– Вам письмо-с, – подобострастно протянул Никодим Карпович серебряный поднос, на котором лежал изящный конвертик, запечатанный розовым сургучом.
– От кого?
– Не могу знать. Арап принес.
– Арап? – удивился Барков.
Откуда бы взяться в Вологде арапу?
Поднялся к себе в номер, по пути разглядывая послание. Конверт чудно пах воском и… розами.
– Явился, не запылился! – приветствовал хозяина с порога Прохор. – Чем попусту бр-родить, не лучше ль др-руга накор-рмить?
– Да будет тебе угощение, ненасытный, – заверил ворона поэт. – Погоди. Вот только прочту…
В конверт был вложен билет, на котором золотой вязью красовалось: «Господина Российской Академии копииста Баркова всепокорнейшее
– И что делать станем? – решил посоветоваться с питомцем огорошенный Иван.
Но обычно говорливый Прохор словно воды в рот набрал.
Глава четвертая. Неудачливая искательница
Бородавское озеро, май 201… г.
До автостанции было недалеко, и Варя решила прогуляться по городу. Медленно бредя по улице, она принялась рассматривать прохожих, витрины, дома и все остальное, что только может приковать взгляд человека, бесцельно шатающегося по городу.
Оглядываясь, девушка отмечала все детали провинциальной жизни, так отличавшейся от московской. Взгляд ее фотографировал то старушек в платочках и опрятных платьях послевоенного покроя, то мужичков в кирзовых сапогах и кепках, то допотопные красные будки таксофонов – основательные, не похожие на привычные ей легкомысленные дюралевые грибки, почти исчезнувшие из столицы при всеобщем распространении мобильной связи.
В отличие от Москвы большая часть автомобилей здесь была отечественными «жигулями». Попадалось немало и почти сгинувших в первопрестольной «Москвичей», и даже пару раз мелькнула призраком прошлого «Победа».
А как много старых домов сохранилось на улицах Вологды, не знавшей ни лихорадки всеобщего переустройства, ни военных невзгод!
Девушка прямо-таки умилялась, видя бревенчатые двухэтажные домики на один подъезд, или бочки с квасом и пивом, оживляющие смутные воспоминания раннего детства. Узкие улочки и дома с палисадниками ненавязчиво погружали в то непередаваемое состояние, которое, как машина времени, переносит в другие эпохи…
Вот, кажется, свернешь, а навстречу – тройка, мчащая Баркова. Асфальт сменялся булыжником, может быть, уложенным еще в том самом веке, когда сюда приезжал автор «Оды Семи звездам». Или тогда еще булыжную мостовую не клали? Жаль, не спросила у Анны Серафимовны.
Кончено, приметы времени были и тут – от оберток «сникерсов» под ногами до блестящих тонированным стеклом офисных зданий. Но все равно – никакого сравнения с летящей очертя голову неизвестно куда Москвой.
Хотя народ был одет в основном более-менее современно, все же Озерской иногда казалось, что ее наряд привлекает внимание, выдавая столичную штучку. Но нет – прямые обычного покроя джинсы, короткая футболка, пуловер и курточка, как будто не должны были вызывать вопросы.
До автовокзала она добралась за полчаса, нашла в расписании рейс № 21 «Вологда – Ферапонтово» и купила билет, отдав почти сотню, – цена не такая уж маленькая, особенно для сих небогатых краев.
Автобус оказался на удивление роскошным. Мощный, зализанных форм «мицубиси» с большим вологодским гербом на борту.
– Ну и ну! – удивленно изрекла Варя. – Таких и в Москве-то…
Словоохотливая тетка интеллигентного вида, устроившаяся рядом на сиденье, тут же пояснила:
– А подарок это, милая! Милиция подарила. Наш местный мафиози Сеня Грач купил его для своей «бригады», чтобы на стрелки с комфортом ездить, да вот в одном автобусе их и повязали.
Журналистка пожала плечами. Как легко дама – по виду сельская учительница – пользовалась блатным жаргоном.