След тигра
Шрифт:
— Это точно он? — спросила «солдат Джейн», кивая в сторону реки, где мокрый до пояса и даже выше Вовчик старательно выполаскивал из туземца остатки алкогольной эйфории.
— Похож, — буркнул угрюмый Тянитолкай, застегивая пряжку ремня. Охотничья одностволка с замызганным, явно самодельным прикладом торчала у него под мышкой, на плече болтался полупустой патронташ, — старый, рваный, перештопанный вдоль и поперек. — Сейчас очухается, тогда спросим. А то несет какой-то бред…
— Что именно он несет? — неожиданно заинтересовалась Горобец.
— Да говорю же, бред, — огрызнулся Тянитолкай. — Ума не
— Телевизор?
— А откуда еще он мог этой чепухи набраться? Упыри какие-то, людоеды… Крестить меня пытался, идиот.
— Белая горячка, — с видом знатока констатировал Гриша. — Ничего, сейчас Вовчик его вылечит.
Глеб покосился на Горобец и успел заметить промелькнувшее на ее лице озабоченное выражение. Впрочем, Глеб тоже задумался бы, стоит ли доверять судьбу экспедиции проводнику, которому с перепоя мерещатся упыри. «Солдат Джейн» перехватила его взгляд.
— Теряем время, — досадливо поморщившись, сказала она. — Володя, ты скоро? — повысив голос, окликнула она Вовчика.
— Уже, — ответил тот, повернув к ней разгоряченное, мокрое от брызг лицо.
Напоследок он еще раз обмакнул «Дерсу Узала» головой в речку. Туземец не сопротивлялся и даже перестал орать — понял, наверное, что от этого будет только хуже. Вовчик, все так же держа его одной рукой за шиворот, а другой за штаны, выволок горемыку на берег и придал ему вертикальное положение. С горемыки текло в три ручья; с Вовчика тоже текло, хотя и не так интенсивно. Наклонившись, бородач подобрал откатившуюся в сторону шапку, нахлобучил ее проводнику на плешь и прихлопнул сверху ладонью. Проводник немедленно стащил шапку с головы и принялся утирать ею мокрое лицо. Вовчик крепко взял его за плечо, подтолкнул и почти силой подвел к «солдату Джейн».
Горобец стояла, широко расставив ноги в высоких солдатских ботинках, и, запрокинув голову, холодно разглядывала аборигена из-под низко надвинутого козырька бейсболки. Правую руку она держала на кобуре, скорее всего просто так, потому что за кобуру было удобно держаться, но вид у нее из-за этого был жутко воинственный.
— Это ты Иван Пономарев? — холодно осведомилась она.
Абориген шмыгнул носом. В сапогах у него чавкало, за пазухой хлюпало, с пропитавшегося водой ватника на землю, журча, сбегали тонкие мутные струйки, редкая бороденка мокрыми сосульками торчала во все стороны, и с сосулек тоже капало. Перегаром от него разило со страшной силой, но он уже пришел в себя и, услышав вопрос, хитро прищурился.
— А ты кто, ё-н-ть? — ехидно поинтересовался он. — Чегой-то я не разберу, баба али мужик?
Стоявший у него за спиной Вовчик подался вперед, но опоздал — Горобец неожиданно, без замаха, резко и явно очень сильно двинула мужичонку кулаком прямо в солнечное сплетение. Мужичонка сложился пополам, хватая воздух широко разинутым ртом, и тогда «солдат Джейн» открытой ладонью хлопнула его снизу по подбородку. Челюсть аборигена отчетливо лязгнула, захлопнувшись, на глаза навернулись мутные слезы.
— Здесь спрашиваю я, — заявила она, брезгливо вытирая ладонь о штаны. — Повторяю вопрос: это ты Иван Пономарев?
— Я, — просипел Иван Пономарев, благоразумно воздержавшись от дальнейших комментариев.
— Превосходно. Ученых в прошлом году к Каменному ручью ты
Иван Пономарев крепко стиснул беззубые челюсти и отвернулся, демонстрируя полное нежелание отвечать на поставленный вопрос. Горобец сделала движение рукой, туземец испуганно шарахнулся.
— Ну я, — с огромной неохотой выдавил он. — Чего спрашивать-то, когда и так ясно?
— Превосходно, — повторила Горобец. Лицо у нее при этом было такое, что сразу делалось ясно: ничего хорошего и тем более превосходного она в этом не видит. — Ну, и что же с ними стало?
— А мне откудова знать? — задрав клочковатую бороду, огрызнулся проводник. — Откудова мне знать, чего с ними стряслось? До места довел, расчет получил и пошел себе…
— Что значит — пошел? Как так — пошел? А обратно доставить?
— То и значит — пошел… Отпустили, я и пошел себе. Иди, говорят, назад уж мы сами дорогу найдем. Ну я и пошел, потому они ученые, им видней… Карты у них, понимаешь, компасы… А вот, гляди, сгинули. И с компасом, и с картой, и с карабинами своими… А я ему, начальнику ихнему, говорил: не ходи, мол, к Каменному ручью, нехорошо там, совсем худо… Нет, не послушал!
На скулах у Горобец снова заиграли желваки. «Не пристрелила бы она его сгоряча», — с опаской подумал Глеб, прикидывая, как бы ему в случае чего половчее выбить из руки «солдата Джейн» пистолет, ничего ей при этом не повредив.
— Ну, и что же с ними, по-твоему, стало? — еле сдерживаясь, спросила она.
— Да я-то почем знаю? В тайге с человеком что хошь приключиться может, — рассудительно ответил проводник. — Может, тигры, может, медведи, а то, гляди, лихие люди повстречались… А может, и еще чего похуже. Говорил ведь я: не ходи! Худо там, хуже некуда!
— Хватит, — сказала Горобец, презрительно и горько кривя рот. — Хватит, болтать чепуху! Отведешь нас к Каменному ручью. Выходим прямо сейчас.
— Не, — неожиданно твердо заявил Пономарев и для убедительности помотал головой. — Даже и не думай. И сам не пойду, и вас на погибель не поведу. Я и так всю зиму от каждой тени шарахаюсь, ночей не сплю. Сроду Богу не молился, а теперь, не поверишь, молюсь. Как солнце сядет, так я на колени и бормочу, бормочу… Господи, бормочу, спаси и помилуй! Пронеси, Господи, страх-то какой! Я такого страху за целую жизнь не натерпелся и не думал даже, что такая жуть на свете бывает. Оттого и пью — со страху, значит… Вовчик у него за спиной сокрушенно покачал головой и покрутил пальцем у виска.
— Может, его еще разок макнуть? — задумчиво предложил он. — А то, гляжу, его по новой разбирает. Опять ему черти, мерещиться начали.
— Я те макну! — взвизгнул Пономарев, с неожиданной живостью отскакивая на добрых полтора метра в сторону. — Я те мак…
Он осекся и застыл с открытым ртом, глядя в ствол тусклого от старости и частого употребления парабеллума, который непринужденно и даже изящно держала в руке Евгения Игоревна Горобец. Глеб напрягся, и сейчас же ему на плечо легла чья-то твердая, как доска, ладонь. Он обернулся и увидел Тянитолкая. Тянитолкай отрицательно покачал головой: не встревай. Его правая рука свободно висела вдоль тела, а в ней был зажат его знаменитый нож. Глеб удивленно поднял брови. Тянитолкай снова отрицательно качнул головой, неожиданно подмигнул и спрятал свой тесак в ножны.