Следовать новым курсом
Шрифт:
Бирстрома на корабле успели полюбить – как офицеры, так и матросы.
– А что Евгений Фомич?
– Старший офицер в самом начале боя был контужен. Прислонился неосторожно к броне, а тут в рубку снаряд и угодил. Отнесли в кают-компанию, сейчас с ним доктор возится…
Остелецкий кивнул. Старшему офицеру ещё повезло – обычно в таких случаях человек превращается в бурдюк, наполненный осколками костей и кровавым фаршем. Без единой, что характерно, царапины снаружи.
…однако, пора…
– Руль право! – скомандовал он, и рулевой быстро закрутил дубовый, с яркими бронзовыми накладками штурвал. «Хотспур», отличавшийся куда большей поворотливостью, нежели прочие броненосцы, резво покатился вправо. Из башен замершего в полутора милях «Инфлексибла» последовательно выбросились четыре столба дыма, подсвеченного изнутри багровым. Шестнадцатидюймовые снаряды подняли высоченные, с колокольню, столбы воды с придонной илистой мутью.
– Мелко тут… – заметил мичман. – Если верить лоции, под килем и трёх саженей не будет.
– Лоции надо верить, – наставительно произнёс Остелецкий. – Куда ж мы без лоции-то? А что мелко, так оно и к лучшему. Случись что – вовсе не потопнем, надстройка и крыша каземата останутся над водой.
При этих словах рулевой украдкой, чтобы не видело начальство, сплюнул через левое плечо. Скажут тоже – «потопнем»! Разве ж можно о таком?..
– Ворочай на прежний курс, голубчик, – скомандовал Остелецкий. – Прянишников своё дело знает, наверняка уже перезарядился.
Действительно, стоило форштевню броненосца повернуться в сторону «англичанина», из правой передней амбразуры ударило орудие.
– Мимо, недолётом легло, – оценил результат выстрела Венечка. В ушах протяжно звенело.
…а ведь прав тот комендор! Это надо было придумать: четыре амбразуры в каземате, и ни одна не направлена точно по курсу! Изволь ворочать десятитонную махину на салазках от амбразуры к амбразуре…
Броня «Хотспура» загудела от двух подряд попаданий.
– Каземат и правая скула, – прокомментировал Остелецкий. – Опять двадцатифунтовки, ерунда. Нам они не страшны.
Он обернулся к мичману.
– Дмитрий Платоныч, велите прибавить оборотов. Раз уж попасть никак не получается – попробуем пришпорить англичанина!
– Пришпорить? – Сташевский вытащил из амбушюра латунной переговорной трубы кожаную затычку и передал распоряжение командира. – Что за странная мысль… почему именно пришпорить?
– А вы разве не в курсе? – Остелецкий говорил, не отрывая взгляда от жестяного сектора счётчика оборотов. – Покойный Карл Романыч любил порассуждать о названиях кораблей. Наш «Хотспур», к примеру, именуется в честь одного рыцаря времён Столетней войны. Тот отличался редкой храбростью, за что и заслужил прозвище «горячая шпора», «хот спур» по-аглицки. Для таранного судна название самое подходящее!
Мичман пожал плечами.
– Удивляюсь вам, Вениамин Палыч! Вокруг такое творится, а вы травите исторические байки…
– Право руль! – крикнул Остелецкий рулевому. «Хотспур» послушно выписал коордонат, уклоняясь от очередного залпа «Инфлексибла». – Согласитесь, удобно, когда точно известно, сколько их башенным надо на перезарядку. Знай, считай, да крутись, как уж на сковородке!
Он понизил голос и наклонился к мичману.
– А что до баек, – доверительно прошептал он, – я, признаться, и сам до дрожи боюсь. А ввернёшь что-нибудь эдакое – вроде и легче.
Мичман хотел было что-то ответить, но не успел – гулко ударило казематное орудие. Остелецкий приник к смотровой щели – и с досадой ударил кулаком о броню.
– Снова мимо! Ну, Рукавишников, мазила…
Он с натугой распахнул броневую дверь рубки и вышел на крыло мостика.
– Всё, братцы, поиграли в пятнашки – и будет! Рулевой, право два, и чтоб не рыскать! Мичман, скажите в машинное, чтоб обороты поднимали до упора и держали, покуда есть возможность. Тараним!
Лейтенант недобро сощурился, глядя на пышущий дымом и чугуном «Инфлексибл».
– Боцман, всем, кроме машинной команды и казематной прислуги, разобрать тесаки с револьверами – и на полубак, под броню, к люкам. И проследи, чтоб мостки дощатые были под рукой, англичашке на борт перекинуть!
– Дмитрий Платоныч, распорядитесь вызвать комендоров к этим тарахтелкам, – Остелецкий указал мичману на тумбу с картечницей Норденфельда. – И всем быть готовыми! Как воткнёмся – все, разом, сарынь на кичку!
Средиземное море,
на рейде Александрии.
Корабль её величества «Инфлексибл»
…октября 1878 г.
Две остроносые гребнястые рыбки одна за другой выскользнули в клубах порохового дыма из медных труб, плюхнулись в воду и пошли наматывать на пропеллеры ярд за ярдом. Кептен Летбридж замер, едва шевеля губами – отсчитывает секунды, понял Стэнли. Молодого человека захватил азарт боя, и он не обращал внимания на жужжащие над головой пули – с мостика приближающегося «Хотспура» яростно плевались свинцом две картечницы.
На глазах Стэнли порция свинца из соединённых вместе ружейных стволов срезала сигнального старшину, стоявшего в двух шагах от командира броненосца. Кептен Летбридж бровью не повёл – лишь брезгливо сколупнул пальцем в лайковой перчатке кровавый комок, прилипший к белоснежному рукаву. Отсчёт он не прервал.
Правая мина прошла в двух саженях от борта. Вторая уткнулась в скулу за миг до того, как казематное орудие «Хотспура» выпалило в упор, с пистолетной дистанции, снеся носовую надстройку «Инфлексибла» вместе с установленными в ней двадцатифунтовками. Столб воды взлетел у борта «Хотспура», броненосный таран вздрогнул, словно боксёр, получивший ошеломительный прямой в челюсть. Но это уже не могло остановить инерции четырёх тысяч трёхсот с лишним метрических тонн металла, разогнавшихся до предельных двенадцати с половиной узлов. «Хотспур» накатывался на «Инфлексибл» неумолимо, подобно горной лавине, и Стэнли успел только вцепиться в леер, вознося мысленно молитву вперемешку с самой чёрной бранью. Краем глаза он увидел, как застыл в нелепой раскоряченной позе Летбридж и, кажется, даже открыл рот, чтобы крикнуть: «Схватитесь за что-нибудь, сэр!» – и тут бронированный носорог нанёс удар.