Следовать новым курсом
Шрифт:
«Да ну? А кто поручится, что всё это время она скучала в одиночестве?..»
Мулатка впорхнула в каюту, поставила на столик возле постели кувшин с ледяным щербетом и исчезла, не бросив в сторону мужчины даже мимолётного взгляда. Камилла села на подушках и потянулась за бокалом. При этом взору партнёра предстала её спина – открытая намного ниже лопаток, немыслимо, невероятно соблазнительная. Вспомнился рассказ штурманского лейтенанта, побывавшего в Японии: тамошние куртизанки, именуемые гейшами, носят заниженный воротник – чтобы видно было место, почитаемое японцами за самое вожделенное, там,
Барон помотал головой, гоня прочь неуместные мысли. В самом деле, при чём тут куртизанки? Но до чего хороша…
Женщина, видимо почувствовав взгляд – или игривые мысли? – повернулась. При этом несколько капель из бокала упали в ложбинку между грудей. Барону остро захотелось слизнуть их, ощутив аромат её кожи.
– Прекратите немедленно, Шарль! – она игриво оттолкнула потянувшегося к ней мужчину. – Не пытайтесь отвлечь меня от темы. Вы, при всей вашей легкомысленности, блестящий морской офицер, из вас получится отличный владелец пароходной компании. Как барон, вы будете приняты в любом, самом аристократическом обществе, даже при дворе нашего бедного короля Леопольда!
При этих словах мичман невольно усмехнулся. «Бедность» Леопольда Второго, прозванного при всех королевских и императорских дворах Европы «королём-торговцем», давно стала притчей во языцех.
– И оставьте ваши ужасные мысли! – женщина нахмурилась и шутя шлёпнула любовника по плечу. – Прежде чем мы расстанемся и вы отправитесь в этот ваш… как его…
– Владивосток, – машинально ответил Греве. Капельки на бархатной коже неодолимо притягивали его взгляд. – Только сначала придётся пройти Малаккским проливом…
Женщина нетерпеливо дёрнула плечом – безупречно круглым, золотисто-матовым, словно неведомый, но завораживающе сладостный плод. Похоже, навигационные подробности её мало интересовали.
– Прежде чем вы отправитесь во Владивосток, я хотела бы узнать, когда мне ждать вас в Европе?
Он приподнялся на локте и провёл кончиком пальца по чарующей ложбинке, стирая капельки. Женщина томно изогнулась, отвечая на ласку, повела плечами, и от этого шёлк сорочки окончательно сполз, открывая и обнажая всё.
Греве судорожно сглотнул. Она была… великолепна. Совершенна. Неподражаема. Хотелось забыть обо всём и раствориться в её объятиях, на этих простынях…
– Дорогая, идёт война. Когда она закончится – обещаю, я вас разыщу. Если останусь в живых, разумеется. Не забывайте, нам предстоит миновать Сингапур, и вряд ли там забыли о наших недавних подвигах…
– Не смейте так говорить, мон шер ами! – женщина изобразила гнев. – И запомните: если вас ранят, искалечат – в этом мире есть женщина, готовая поддержать, позаботиться о вас в любом несчастии!
– Камилла, зачем вы говорите о несчастьях? До третьей склянки четверть часа, мне скоро надо на мостик. Передам командование «Луизой-Марией» шкиперу Девиллю – и назад, на «Крейсер». Когда-то ещё мы увидимся, а потому – не будем терять времени попусту.
…Блики, блики, блики – по стенам каюты, по подволоку, по смятым простыням и мокрым от пота, по возбуждающе-элегантным изгибам женской спины…
Барон Греве чувствовал себя не в своей тарелке. Угнетала необходимость быть… скажем так, не вполне искренним с Камиллой. Мало того: если рассуждать с точки зрения весьма негибких представлений о нравственности и чести, усвоенных отпрыском остзейского дворянского рода, то, что он делал сейчас, заслуживало всяческого осуждения. Признаем откровенно: скажи год назад кто-нибудь Карлуше Греве, что он способен на нечто подобное – молодой человек, ни секунды не раздумывая, залепил бы наглецу пощёчину. После чего – послал бы секундантов, полагая себя совершенно в своём праве.
Но что поделать, если война порой требует непростых поступков? Замысел капитан-лейтенанта Михайлова был прост: отпустить «Луизу-Марию» восвояси, предварительно убедив шкипера, мсье Девилля, что «Крейсер» намерен отправиться прямиком к Малаккскому проливу, чтобы миновать Сингапур и дальше, пройдя Формозу и обогнув с юга Японские острова, следовать через пролив Лаперуза в порт Владивосток. Самим же, спустившись к югу до пятой параллели и обогнув по широкой дуге Цейлон, повернуть на запад, к берегам Африки.
Расчёт строился на том, что бельгиец, обиженный арестом судна и конфискацией груза, сразу по обретении долгожданной свободы отправится в ближайший британский порт – и там выложит всё, что знает о «Крейсере» и планах его командира. А знает он не так уж и мало. Недаром три последних дня офицеры клипера тщательно обрабатывали Девилля, следуя изощрённому плану, составленному старшим офицером – то тут обмолвка, то там намёк, то небрежно сложенный лист карты, «случайно» выложенный штурманским лейтенантом на стол в кают-компании (Девилля, как капитана, неизменно приглашали к общему столу). Эта иезуитская стратегия не могла не принести своих плодов, но для закрепления успеха требовалась убедительная деталь. Её-то и обеспечивал барон, проговариваясь будто невзначай, своей пассии о дальнейших планах командира «Крейсера».
Но – всё хорошее когда-то заканчивается. Затянув в рюмочку безупречно выглаженный китель (Лиззи постаралась), барон Греве в сопровождении Камиллы поднялся на мостик. Сухо поздоровался с Девиллем (бельгийца ещё утром переправили с клипера на «Луизу-Марию»), посетовал на истощение угольных ям (ничего, до Мадраса рукой подать, там и забункеруетесь). Задержался, наблюдая, как палубные матросы весело выхаживают шпиль. До мостика доносилось бодрое уханье, скрип канатов и дерева, отрывистые команды боцмана-фламандца.
Если снова хочешь в гости к тётке Кэрри, Так не мешкай, собирайся к тётке Кэрри, Где цыплят своих бедовых кормит в море тётка Кэрри, Прощай!Нехитрая песенка-шанти попадала в такт толчкам мозолистых рук, налегающих на вымбовки – толстые дубовые рычаги, вставленные окованными железом концами в решётчатый барабан кабестана:
А когда утихнет буря – в гости к тётке Кэрри, Через все водовороты – к тётке Кэрри, Где цыплят своих бедовых кормит в море тётка Кэрри, Прощай!