Следовать новым курсом
Шрифт:
– На кой тебе эта дрянь, братец? – спросил Остелецкий. – Нешто бескозырка хуже?
– Бескозырка – оно, конечно, завсегда лучше, – степенно согласился кондуктор. – А енту ступку я для гостинцев беру. Вот выйдет нам после войны отпуск, вернусь в родную деревню – подарю сестрёнке. Ужо она порадуется!
– А жене что купишь? – осведомился консул, с интересом наблюдавший за этой сценкой. – Ты ведь женат?
– Как же, вашбродие, нельзя иначе! Жёнке взял отрезы хлопчатой камки – больно она тут хороша, и стоит недорого. Ещё висюльки купил серебряные с чернью да бирюзой. Краси-ивыя! Небось все бабы на деревне обзавидуются! А пусть знают – ерой пришёл опосля военной кампании!
– Верно говоришь, Трехалов, – согласился лейтенант. Ему доставляло истинное удовольствие слушать кондуктора, особенно здесь, посреди восточного базара. – Тебе ведь и крест за абордаж полагается, а к нему жалованье на треть выше и после отставки пенсион.
– Так точно, вашбродие! – кивнул машинист. – Крест – то дело особое! У нас в роду один георгиевский кавалер уже имеется. Дед мой, Егор Иваныч Трехалов, за войну с французами в восемьсот седьмом году крест получил и переведён был из драгун в кавалергарды. А как помер – крест его в нашей церкви повесили, по завещанию прародителя. Я помру – так же сделать отпишу. Пущай люди помнят!
– Правда твоя, голубчик, – сказал Юлдашев. – Вот, держи от меня, купи ещё гостинцев своим!
И протянул большую золотую монету – французский наполеондор. Кондуктор почтительно принял подарок и вытянулся во фрунт. Венечка покосился на консула с недоумением – сумма по любым понятиям была неслыханной.
– Не удивляйтесь, друг мой, – заговорил консул, когда они отошли на полквартала. – Видели, какими глазами египетские лавочники смотрели на вашего унтера? Вот увидите, к вечеру вся Александрия будет судачить, что русским матросам горстями раздают золото.
– А вам-то это зачем? Подумаешь – слухи… Разве что ограбят теперь этого Трехалова…
– Ни боже мой! – замахал руками Юлдашев. – Вижу, вы народ совсем не понимаете! Он теперь под забором пьяный может валяться, а никто на его карманы не позарится. На Востоке любой жест, любая мелочь имеют значение, и никто не посмеет покуситься на имущество матроса самого Гергедан-паши, спасителя Александрии! А вот лебезить, заискивать – да, будут, это наверняка.
Они остановились перед высокой дубовой дверью, утопленной в нише стены.
– Вот мы и пришли, – Юлдашев взялся за массивное медное кольцо и постучал. – Если вы не против, Вениамин Палыч, я пошлю скорохода за вашим парадным мундиром. Этот мастер хоть и из Парижа, а вряд ли имел дело с русской морской формой.
– Так ведь не за чем посылать, – развёл руками Венечка. – Парадный мундир утоп вместе с палашом на броненосце. Разве что понырять, там вроде неглубоко…
Средиземное море,
на подходах к Порт-Саиду
…ноября 1878 г.
Погода портилась. Ноябрь – он и в Средиземноморье ноябрь. Море волновалось, бурлило, цеплялось за чёрные борта судна пенными щупальцами – будто стихия вдруг обрела волю и жадно пыталась добраться до незваных пришельцев, посмевших явиться сюда из своего сухопутья.
Юлдашев не выходил из своей каюты – приступ морской болезни подкосил его совершенно. Венечка же с лейтенантом Зацаренным устроились в кают-компании и потягивали грог, варить который буфетчик «Великого князя Николая» (так именовалась теперь «Тиррения») был великий мастер.
После удачного набега на Мальту Зацаренный вернулся в Марсель, где взял на борт груз мин и кое-какого дополнительного оборудования, спешно доставленный из Германии, и оттуда направился в Александрию. Там, вместе с армстронговской казнозарядной двадцатифунтовкой и двумя картечницами Норденфельда, снятыми со злополучного «Инфлексибла», «Тиррения» официально получила статус «минного транспорта» Российского Императорского флота, обретя заодно и новое имя. И, приняв на борт очередной груз, на этот раз дипломатический – графа Юлдашева и его советника, капитан-лейтенанта Остелецкого, – отправилась в Порт-Саид. Погода не слишком благоприятствовала переходу. Машинам приходилось выгребать против встречного шестибалльного ветра и короткой, ломаной волны, так что времени на беседы было предостаточно.
– Как там, при Мальте-то было? – поинтересовался Остелецкий. Они с Зацаренным раньше не были знакомы (командир «Николая» закончил морское училище в 1870-м, до того, как Венечка туда поступил) и теперь расспрашивали друг друга о военных подвигах. Венечка смотрел на нового знакомого с немалым уважением – за турецкую кампанию и недавний набег на Мальту Зацаренный получил Георгия четвёртой степени, Владимира с мечами и бантами, золотое оружие и был, как и он сам, произведён в чин капитан-лейтенанта.
– Честно говоря, бестолково на редкость, – ответил командир «Николая». – Я не про замысел набега, тут-то всё хорошо, разве что не додумались оснастить «Тиррению» хотя бы одним минным катером. Я про наши мины. Точнее – про немецкую систему Герца. Как же неудобно их ставить! Ночью, в виду неприятельского берега, с обязательными промерами, рискуя каждую секунду попасться неприятелю на глаза… Я тогда подумал: чтобы морские мины, или, как их ещё называют, торпедо стали не только оборонительным, но и грозным наступательным оружием, нужна совсем другая система постановки.
– Какая, к примеру? – поинтересовался Венечка. Он уже успел понять, что собеседник – настоящий фанатик минного дела. И полагает это оружие главным обстоятельством, позволившим России одержать победу как на Чёрном море и Дунае над турками, так и на Балтике – над Королевским флотом. Теперь к победному списку прибавилась и Мальта.
– Надо добиться, чтобы можно было ставить мины с кормы корабля, на ходу. Представьте: выхожу в выбранную заранее точку, открываю кормовой лацпорт и по одной сбрасываю мины в воду!