Следствие ведут знатоки
Шрифт:
— Злитесь вы нынче.
— Злюсь. Состоялся ошеломляющий разговор, и оба собеседника — и вы и Холин — дружно забыли, как он состоялся!.. Ладно, давайте работать. — Он мимоходом включает диктофон: — В магазине на Таганке было много народу?
— Обыкновенно.
— Пиво было?
— Не знаю, при мне не спрашивали.
— Никто не спрашивал пива?!
— Откуда оно вечером, Пал Палыч?
— Пол-очка в вашу пользу. Вернее, в пользу Холина.
Знаменский поворачивается к столу и быстро раскладывает
— Прошу поближе. Который из них Киреев?
— Не вспомню… — мается Тобольцев.
— Ох, Василий Сергеич, туго вам придется на суде!
— Нет, Пал Палыч, мне уже будет все равно, — произносит Тобольцев вдруг совершенно безмятежно.
«Почему?!» — просится у Знаменского с языка. Но он не произносит этого вслух. Если прозвучала не пустая фраза, если вырвалось что-то подспудное, Тобольцев уклонится от ответа и все.
— Мать Холина нанесла мне визит, — сообщает Пал Палыч в затылок Тобольцеву.
Тобольцев живо оглядывается.
— Да?
— Да, представьте. Ругала вас пьяницей и жуликом.
— А!.. — отмахивается Тобольцев.
— Подарила копию трогательного письма: «Глубоко раскаиваюсь в своем ужасном поступке… не сплю ночей… обещаю загладить перед вами…» Слеза прошибает.
— Считал долгом попросить прощения.
— Логичней бы у семьи Киреева, не находите?
Тобольцев растерянно моргает и морщится. Знаменский прав.
— Там оплакивают мужа, отца, деда троих внуков… Как вы переслали письмо, минуя администрацию?
— Пал Палыч, лишнего врать не хочется, а если правду, то поврежу человеку, который ни при чем… А какая она — мать Холина?
— Его мать? — Знаменский удивлен.
— Ну да. Любит его?
— До полной бессознательности. Чтобы накормить своего волчонка, не жаль чужих ягнят.
— Ага, это хорошо.
— Хорошо?!
— А что ж? Я ради своих тоже готов в лепешку. Ради ребят не грех…
Знаменский останавливается против него и спрашивает в лоб:
— Что за история со складчиной в их пользу?
— Теща проболталась? — дрогнув, картавит Тобольцев.
— Поскольку идет допрос, ваша функция — отвечать.
— Понял, куда клоните… Кто же я есть в ваших глазах? Что я, по-вашему, продал?! У меня дети растут, им отец нужен. Какие деньги отца заменят?.. Да если б возможность вырваться… какие тут деньги… да я бы… я бы стены разнес! Но судьба заставляет… Надо.
— Тот же старый добрый вариант: «заела совесть»?
— Заела совесть.
— И гложет раскаяние?
— Гложет, — упрямо повторяет Тобольцев.
— И убитый Киреев в глазах стоит?
— И стоит!
Знаменский не напоминает про неопознанную фотографию. Его устраивает как раз та точка, к которой он подвел Тобольцева.
13
К подворотне в Товарищеском переулке подъезжает милицейский микроавтобус. Из него выходят Знаменский, Панюков, Тобольцев, трое конвойных, фотограф, сотрудник с магнитофоном, понятые.
— Сейчас, Василий Сергеич, проверим, что у вас в глазах стоит, — весело говорит Знаменский.
Все входят в подворотню. Тут тон Знаменского делается казенным: началась официальная процедура, следственный эксперимент.
— Будьте добры, Тобольцев, укажите место, где, по вашим словам, вы совершили убийство.
Тобольцев осматривается, как бы сверяясь с внутренним планом. Арочная подворотня выводит в небольшой дворик. Справа и слева от подворотни — две двери, перед ними ступеньки, над ступеньками двускатные навесы, крытые железом, — бывший «собственный дом, вход со двора».
Между сумрачной пещерой подворотни и одной из дверей перпендикулярно к стене в две шеренги выстроены шесть мусорных баков — те самые, которыми в соседнем дворе прошлый раз любовался Знаменский.
— Вон там, у подъезда, — говорит Тобольцев.
— Подойдите ближе. И понятых прошу. Где упал Киреев?
Тобольцев огибает мусорные баки, не обращая на них внимания.
— Тут вот… слева от дверей.
— И как лежало тело?
Тобольцев неопределенно поводит рукой.
— Поточнее, пожалуйста. Куда головой? На спине, на боку?
— Лицом вниз.
— Параллельно стене или под углом?
— Нетрезвый я был… Кажется, вот так.
Он очерчивает над землей силуэт. Знаменский и следователь Панюков переглядываются.
— А место происшествия имеет прежний вид? — продолжает Знаменский. — Чего-нибудь не хватает? Что-то лишнее?
Тобольцев растерянно переступает с ноги на ногу.
— Я правильно показал, где лежал-то он?
— Не совсем. Кроме того, тут кое-что нарочно изменено, чего не заметить нельзя.
Тобольцев вскидывает на Знаменского печальные карие глаза:
— Эх, Пал Палыч, напрасно вы…
14
Пользуясь записной книжкой, ластиком и карандашом, Знаменский изображает для Кибрит картину места происшествия.
— Подворотня. Стена дома. Дверь. Мусорные баки мы поставили вот так. Их приходится огибать по дороге к подъезду.
— Очень хорошо!
— Хорошо, да не совсем. Сегодня получаю от Тобольцева письменное заявление…
Входит Томин.
— Привет, Саша, как раз вовремя. Тобольцев сумел связаться с Холиным. Теперь он припомнил, что баков раньше не было!
— Связь у меня в кармане! — Томин усмехается, довольный произведенным эффектом. — Но прежде вынужден огорчить — при всех твоих симпатиях к Тобольцеву он вульгарно куплен! Складчина — выдумка, опросил сослуживцев и ручаюсь.