Следствием установлено...
Шрифт:
— Ну что, Галочка, договорились? — спросил парень.
— Посмотрим на ваше поведение, — кокетливо ответила та.
— Тогда договорились. Хорошее поведение гарантирую. Значит, на той неделе? — полувопросительно подытожил он. — Побежал я, счастливо.
Туманова кивнула ему и склонилась над стопкой контрольных работ.
— Слышь, Галина, что это за парень сейчас к тебе подходил? — Клавдия Никитична без церемоний подсела к столу.
— Заочник наш.
— А ты фамилию его знаешь и все прочее? — продолжала допытываться
Туманова удивленно вскинула голову:
— Чего вам, тетя Клава, дался этот парень?
— Зря спрашивать не стану, стало быть надо, — решительно потребовала Клавдия Никитична.
— Пожалуйста, — Туманова язвительно скривила губы, — если вам так надо, могу сказать.
— Ты, милая, лучше сама на листочке напиши, — после случая с Калетдиновой Гурина уже не доверяла себе.
Пожав плечами, Туманова взяла листок бумаги. Написав, прочла вслух:
— Левшин Алексей, четвертый курс, физмат. — Протянув листок Гуриной, она не удержалась и съехидничала: — Будут еще вопросы?
— Будут, — уверенно пообещала ей Клавдия Никитична, пряча листок. — Только опосля и не от меня.
Галочка ошеломленно глядела ей вслед.
— ...Левшин Алексей Трофимович, студент-заочник, холост, работает водителем СМУ «Взрывпрома». Короче, познакомься сам с установочными данными, — Соснин протянул Арслану справку.
— Т-а-а-к, — протянул Туйчиев, прочитав документ. — Интересно, а? — обратился он к Николаю.
— Ты имеешь в виду место работы?
— Вот именно! — подчеркнул Туйчиев. — Прямо или косвенно, это мы еще уточним, но доступ к взрывчатке он, видимо, имел. При нашей бедности — это уже ниточка.
— Только бы не оборвалась, — вздохнул Соснин.
У двери палаты лечащий врач остановилась и еще раз повторила:
— Значит, недолго и очень осторожно. Ей ни в коем случае нельзя волноваться.
— Не беспокойтесь, Рахима Хакимовна, по первому вашему требованию прервем беседу, — заверил Соснин.
Девушка открыла глаза, рассеянно посмотрела на пришедших. Спустя минуту глаза ее пояснели, зажглись, впустили в травмированный мозг сложный и беспокойный мир.
— Мы из милиции. Как вы себя чувствуете, Люция? — спросил Соснин.
— Спасибо. Сейчас лучше, — девушка помолчала и попросила: — Зовите меня Люсей.
— Почему? — не понял Туйчиев.
— Так все меня зовут, я привыкла к этому имени.
— Прекрасно, — подхватил Соснин. — Люся так Люся. Имя вполне подходящее.
Больная слабо улыбнулась.
— Скажите, Люся, в чемоданчике были какие-нибудь ценности? — начал Туйчиев.
— Нет, — покачала головой Люся.
— Мы так и думали, — кивнул Соснин. — Припомните, пожалуйста, о чем вы говорили в дороге с шофером?
Калетдинова напряглась, пытаясь вспомнить, но по всему было видно, что это ей не удается. На лице девушки отразилась досада. Врач многозначительно кашлянула.
— Вы любите музыку, Люся? — спросил Туйчиев, меняя тему.
— Очень.
— А какая вам нравится больше — классическая или легкая?
— Знаете, та и другая, но классическая мне ближе.
— Ходили на концерты?
Соснин понял замысел друга: исподволь подойти к магнитофонной записи и ее владельцу.
— Старалась не пропустить ни одного. Правда, не всегда получалось. Знаете, — оживилась она, — мы ходили даже на отчетные концерты в консерваторию.
— Кто мы? — поинтересовался Арслан.
— Я и... — Люся запнулась, но тут же добавила: — девочки из группы.
— Только ли девочки? — шутливо вставил Соснин.
— Мальчики к классике равнодушны... — Люся побледнела.
— Вам нехорошо? — донесся до нее голос врача.
— Нет, нет. Просто очень ярко светит солнце. Пожалуйста, задерните штору...
Туйчиев вопросительно посмотрел на врача. Та кивнула, разрешая продолжать беседу.
— А кто ваш любимый композитор? — возвратился снова к теме о музыке Арслан.
— Как вам сказать? Каждый хорош чем-то своим.
— Ну, а например, магнитофонные записи, диски с классической музыкой вы собирали, отдавая предпочтение каким-то определенным композиторам?
Калетдинова удивленно вскинула брови:
— Я этим не занималась... Любила слушать музыку, но не коллекционировать, — пояснила она, почему-то в прошедшем времени, отчего даже мужчинам стало не по себе. — У меня и магнитофона нет.
— А проигрыватель?
— Тоже нет.
— И все же, Люся, я повторяю свой вопрос: кому-то вы отдаете особое предпочтение? — Туйчиев настойчиво шел к поставленной цели.
Врач недоумевала: «И чего это они о музыке да о музыке? Можно подумать, они не следователи, а музыканты. Девушку ограбили, чуть не убили — так вот и выясняйте. Как будто, если она назовет любимого композитора, то сразу поймают грабителя! Чудеса да и только».
— Пожалуй, Гайдн, — подумав, ответила Калетдинова.
— Прекрасно! — согласился Николай. — А что вам нравится у Гайдна?
— Мне? — переспросила она, — «Прощальная симфония». — Грусть отразилась в ее зеленых глазах, она закрыла их, отвернулась и всхлипнула. Это обеспокоило врача, она торопливо подошла к кровати, взяла руку Калетдиновой, прощупывая пульс.
Девушка открыла глаза. Они были полны слез. Туйчиев и Соснин уже не сомневались, что избрали правильный путь беседы. Где-то здесь, совсем рядом, лежит разгадка этой истории с симфонией Гайдна, записанной на пленке взорвавшегося магнитофона.
Но врач была неумолима. Напрасно Соснин шептал врачу, что ему очень нужно задать хотя бы еще два вопроса. Рахима Хакимовна решительно направилась к двери; Туйчиев и Соснин вынуждены были последовать за ней, да и ясно было, что девушку больше травмировать нельзя.