Следствием установлено
Шрифт:
— Я не против присутствия во время допроса, но хотел бы еще одно дельце провернуть, если вы не будете возражать.
— Какое? — Поднял на опера чуть прищуренные глаза старший следователь Паромов.
— Да так, пустяшное. Разрешите временно взять пас-порт Чавадзе, хочу его одному человеку показать… Даже не паспорт, а фотокарточку владельца.
— Не работникам ли фирмы? — насторожился Паромов. — Если им, то надо это сделать в соответствии с нормами УПК. Но это долгая работа: сначала переснять надо фото, потом полученный снимок еще с двумя похожими приклеить на бланк протокола опознания и только после этого в присутствии понятых, предупредив опознающего об уголовной ответственности по статьям 181 и 182 УК за заведомо ложные показания и отказ или уклонение от показаний. Тут одним часом не решишь. У нашего уважаемого эксперта очень жесткий лимит с фотопленкой. Поэтому он сначала отснимет все пленку, потом приступит к ее проявлению — а нам прикажешь его ждать?..
— Нет, я имел ввиду совсем другое дело, — чуть сконфузился опер.
— Какое? — Уже был более настойчив Паромов.
Старший следователь Карих до этого момента погруженный в допрос своего подозреваемого Гнилых, услышав пикировку своего коллеги с оперативником, прервал собственный допрос и прислушался более внимательно к диалогу Паромова и Кулешова, также не понимая, для какой такой надобности оперу нужен паспорт возможного подозреваемого.
— А, правда, на что тебе, Шурик, чужой паспорт, не в бега же ты с ним собираешься? Так у вас, как я понимаю, уже есть один бегун на длинные дистанции…
Как всегда, Карих был в своем репертуаре — жить не мог без приколов и подначек. И, вообще, на взгляд Паромова, старший следователь Карих даже на изматывающей следственной работе был довольно жизнерадостен и оптимистичен, то ли от молодости это еще оставалось в нем, то ли действительно мать-природа постаралась, жизнерадостных красок не пожалела.
— Ладно, так и быть, я скажу, — заалел лицом Кулешов. — Вы, наверное, скептически относитесь к разного рода прорицателям, экстрасенсам?!!
— Угадал! — Чуть ли не в один голос сказали следователи. — Мы народ такой, что только фактам верим. Работа такая…
— Особенно после того, как под телевизионными пассами Анатолия Кашпировского у некоторых дам зарубцевались не только инородные рубцы на теле, но и тот, который самой природой предназначен им, — усмехнулся Паромов.
— А от заряженной Чумаком воды даже мужчины забеременели, — откровенно заржал Карих, поддержав Паромова и прогоняя своим смехом накопившуюся усталость.
— Вот, я так и полагал… — смущенно улыбнулся Кулешов, не думая, впрочем, уступать. — Однако вы можете верить или не верить, дело, конечно, хозяйское, но у меня есть одна знакомая, которая многое может рассказать по фотографии человека… Уже не раз было проверено… Так что, товарищ старший следователь, разрешите мне взять паспорт Чавадзе и «поколдовать» с ним. Проведем своеобразный опыт и посмотрим, правда это или чушь. Думаю, что против такого эксперимента вы возражать не станете. Следственные эксперименты даже рекомендуются УПК. К тому же паспорт я долго не задержу. Самое большее через полчаса верну.
— Ты лучше сам этого Чавадзе сюда притащи, и мы, как-нибудь все о нем и его друзьях-товарищах сами узнаем, без всякой там чертовщины и сверхъестественных сил. Если самим не удастся, то коллег из ОУР попросим… Говорят, у них и мумии, если к ним попадут, становятся разговорчивыми…
— Однако, — стоял на своем опер, — раз Чавадзе пока нет, то разрешите провести эксперимент… Что мы на самом деле теряем?
Теперь к словам оперативника прислушивался не только Карих, но и допрашиваемый им подозреваемый Гнилых, выпучив глаза и разинув рот. Вот, мол, как… на вооружении оперативных служб не только резиновые палки имеются, но и колдуны состоят.
— Была, не была, — засмеялся Паромов, которому импонировала настойчивость опера, его стремление любыми путями выйти на мошенников, — действуй. Думаю, что в любом случае хуже не будет…
Кулешов схватил паспорт Чавадзе и убежал стремглав, словно боясь, что Паромов передумает и прикажет паспорт фигуранта возвратить на место.
— Ну и опер, — покачал головой Карих. — Такой шустрый, что как шило, без мыла в любую щелку влезет. Молодец!
— Особенно в половую щель, — усмехнулся Паромов, закуривая к неудовольствию Карих очередную сигарету «Родопи», — это на его хитрой и смазливой мордашке явно написано.
Он встал и пошел за Отари Харитоновичем, на этот раз находившемся не в коридоре или в кабинете оперативников, а в КАЗе отдела, куда его успел определить шустрый оперативник ОБЭП, не мало не смущаясь, что совсем недавно пользовался его же услугами и транспортом. «В наказание за ложь, — так объяснил он Отари Харитоновичу свои действия. — И чтобы лучше думалось перед следующим допросом…»
— А ты что тут уши развесил, — прикрикнул Карих на своего подозреваемого, — лучше язык свой подвесь, да все как на духу выкладывай, пока тебя к экстрасенсам из уголовного розыска не отправил. Те быстро разговорчивым сделают…
— А я что? Я — ничего… — заерзал тощим задом на стуле Гнилых. — Я и так все, как было, рассказываю, конечно, что помню…
— Вот и рассказывай, чтобы срочных мер от временной амнезии из-за алкогольного опьянения к тебе применять не пришлось. Какие еще за тобой художества имеются. Облегчи душу, исповедуйся. Следователи, они как священнослужители, им не то, что можно, но и нужно исповедоваться… А я уже вижу, что за тобой подобных грешков хватает, слишком легко ты за ножичек хватаешься. Признавайся, имеются? Лучше сразу одним махом все грехи побивахом, чем потом они всплывут и довеском к уже имеющемуся сроку прилипнут, присосутся… Так будем сознаваться, или к операм на сеанс «правдотерапии» желаем? Тогда не жа-луйся, что был глуп и не видел собственный пуп…
В те годы можно было еще допрос подозреваемого проводить без адвоката, и следователи этим обстоятель-ством пользовались без зазрения совести. Разъяснил подозреваемому его права и обязанности, дал комментарии по поводу платного адвоката, и все — клиент от услуг адвоката на весь период предварительного следствия отказывается, о чем пишет собственноручное заявление.
— Ладно, ваша взяла, — начинает «вспоминать» про-шлые грехи подозреваемый, — был еще случай подреза примерно в середине зимы… — теперь уже по настоящему задумывается он, — кажется, на перекрестке улиц Степной и Кислинской одну телку подрезал… Место точно не помню, но смогу показать… я у нее попросил… это самое… — Гнилых похотливо хихикнул. — Она не дала… и стала обзываться, вот я ее пырнул ее ножичком, чтобы много своим язычком не болтала. Не хотел, а пришлось… Правду говорю, только дайте мне возможность явку с повинной написать.
— Само собой, — без особых эмоций пододвигает Карих к нему чистый лист бумаги. — Пиши.
За этим занятием и застали их Паромов и пришедший, считай, под его конвоем Закарая.
— Вот, явку с повинной еще об одном подрезе пишет, — объяснил Карих. — Решил чистосердечным раскаянием свою душу облегчить. Кажется, у тебя то преступление пока висуном значится…
— Не кажется, а значится, — тут же вспомнил Паромов о двух пока еще не раскрытых подрезах в районе улицы Степной, но вслух комментировать этот факт не стал.