Следы и тропы. Путешествие по дорогам жизни
Шрифт:
За много лет я собрал множество полезных советов, которыми опытные хайкеры охотно делились со мной. Прежде всего я уяснил, что лишний вес – главный враг успешного похода. Поэтому я избавился от старого прочного рюкзака и потратил деньги на новый ультра-лёгкий. Затем я поменял громоздкую палатку на гамак, купил спальный мешок, утепленный гусиным пухом, и сменил привычные кожаные ботинки на трекинговые кроссовки. В аптечке я оставил только таблетки от диареи, йодные палочки, скотч и английскую булавку. Вместо своей белой газовой горелки я взял почти невесомую горелку, сделанную из двух алюминиевых банок кока-колы. Сложив все вещи в рюкзак, я приподнял его и немного опешил. Невозможно было поверить, что в нем собрано все необходимое для комфортной жизни в многомесячном походе.
Итак, у меня появилось много свободного места, и я избавился от необходимости всю дорогу есть лапшу быстрого приготовления и сублимированное картофельное пюре. Я начал заранее готовить питательную пищу (фасоль, коричневый рис, киноа, кускус и пасту с томатным соусом) и дегидрировать ее в домашних условиях. Оливковое масло и острые соусы я разлил по пластиковым бутылочкам, а пищевую соду, пудру Gold ond, витамины и обезболивающие средства разложил по пакетикам. Собранные припасы я упаковал в четырнадцать картонных коробок, содержимого каждой из которых должно было хватить примерно на пять дней. Кроме того, я захватил несколько сборников стихов и романов в мягкой обложке, которые предварительно разрезал острой бритвой вдоль по корешку на несколько тонких частей, скрепил их скотчем и распихал по коробкам.
На коробках я написал адреса почтовых отделений, которые находились в лежавших на моем пути городах – Эрвин, Хиавасси, Дамаск, Каратунк, (мой любимый) Бланд и другие, – и попросил своих соседей отправлять туда коробки по определенному графику. Я уволился с работы, пересдал квартиру, продал или раздарил все вещи и холодным мартовским днем улетел в Джорджию.
На вершине горы Спрингер – самой южной точке Аппалачской тропы, меня поприветствовал старик, представившийся Мэни Слипсом. Говорят, что это прозвище он заработал, совершив один из самых медленных в истории переходов по тропе. Понурый, с длинной седой бородой, он был похож на Рип ван Винкля.
В руках он держал планшет с зажимом для бумаги. В обязанности Мэни входил сбор информации обо всех сквозных хайкерах. Он сказал, что этот год выдался напряженным: сегодня зарегистрировалось двенадцать хайкеров, а днем ранее – тридцать семь. Почти полторы тысячи человек отправились той весной с горы Спрингер пешком в штат Мэн, но до цели добрался в лучшем случае каждый четвертый.
Там, на самой вершине, я остановился и, прежде чем отправиться в долгий путь, решил напоследок полюбоваться видом с горы: промерзшая земля и леса разноцветными, серо-синими и коричневыми волнами убегали за горизонт. Горы взмывали в небо и стремительно скатывались вниз, наваливались друг на друга и разбегались в стороны. Внизу не было ни городов, ни дорог. Внезапно мне пришло в голову, что без этой тропы я бы никогда не дошел до штата Мэн. В этих незнакомых первозданных землях я бы с трудом добрался даже до ближайшего горного хребта. Этой тропе в течение следующих пяти месяцев предстояло быть моей линией жизни.
Идти по тропе значит следовать по ней. Долгий поход чем-то похож на ученичество или исполнение обета: он тоже не только предполагает смирение и скромность, но и учит им. Чтобы не перегружать рюкзак лишними вещами, я отказался от карт и спутникового навигатора, взяв с собой только тоненький путеводитель и, на всякий случай – дешевенький компас. Единственным моим ориентиром была тропа, поэтому я держался за нее, как Тесей – за нить Ариадны.
Однажды ночью я написал в своем дневнике: «Бывают моменты, когда ты не можешь избавиться от чувства, что твоей жизнью управляет некий не самый доброжелательный Бог. Ты поскальзываешься и катишься вниз, только для того чтобы еще раз попробовать вскарабкаться на скалу; ты взбираешься на крутую вершину, зная, что ее можно просто обойти; в промокшей насквозь обуви ты третий раз подряд переходишь вброд один и тот же ручей только потому, что кто-то где-то решил, что твоя тропа должна пройти именно так, а не иначе».
Это был очень странное, даже жуткое чувство – осознавать, что кто-то принимает за тебя все решения. Первые несколько недель я часто вспоминал анекдот про известного энтомолога Э. О. Уилсона. В конце 1950-х годов он захотел развлечь гостей и написал специальной жидкостью свое имя на листе бумаги. Затем он выпустил огненных муравьев и те как на параде выстроились строго по проведенным линиям, сделав видимыми все буквы.
Фокус Уилсона удался благодаря крупному научному открытию. Ученые давно подозревали, что муравьи оставляют на своем пути невидимые следы, но только Уилсону удалось выяснить, каким образом они это делают: с помощью феромонов, вырабатываемых крошечной пальцевидной Дюфуровой железой. Когда он извлек железу из брюшка самки огненного муравья и размазал ее по стеклянной пластинке, другие огненные муравьи немедленно сбежались на запах («Падая и перескакивая друг через друга, они наперегонки мчались по проложенному следу», – вспоминал Уилсон). Позднее он синтезировал этот следовой феромон, один галлон которого, по его расчетам, может привлечь триллион огненных муравьев.
В 1968 году группа исследователей из Галфпорта, штат Миссисипи, усовершенствовала фокус Уилсона: они обнаружили, что некоторые виды термитов бегают по линии, нарисованной обычной шариковой ручкой, потому что ошибочно принимают гликолевые соединения, входящие с состав чернил, за следовые феромоны (по ряду причин они предпочитают синие чернила черным). С тех пор преподаватели колледжей развлекают своих студентов тем, что рисуют на бумаге синие спирали, по которым, выстроившись цепочкой, послушно бегают сбитые с толку термиты.
Во время похода, когда тропа резко сворачивала то на восток, то на запад, я часто думал, а не хожу ли я сам по замкнутому кругу. В каком-то смысле тропа является зловещим воплощением детерминизма. «Человек может свернуть, куда ему заблагорассудится и сделать все, что пожелает, – писал Гёте, – но он всегда вернется на путь, предназначенный ему самой природой». Эта фраза полностью применима к Аппалачской тропе. Я углублялся в леса и заходил в города, но в конце концов всегда возвращался на тропу. Если суть любого приключения заключается в его непредсказуемости, думал я, то какие приключения ждут меня впереди?
Я шел на север холодной и серой весной. Вокруг были только черные голые деревья и покрытая опавшей листвой земля. Однажды утром я проснулся где-то в Теннеси и увидел, что моя обувь покрылась инеем. В Северной Каролине я то проваливался по колено в снег, то шел по щиколотку в снежной каше. Идти было тяжело, но каждый день, несмотря на погоду и состояние тропы, я испытывал радость от того, что продолжал выбираться из мрачного леса и поднимался все выше навстречу прозрачному воздуху и свету.
На второй неделе похода я присоединился к небольшой очень дружной компании сквозных хайкеров и несколько недель с удовольствием шел вместе с ними по маршруту. Но добравшись до Вирджинии, я ускорил шаг и вскоре потерял их из вида. Потом, спустя недели и месяцы, стоило мне только замедлиться или, напротив, им пойти чуть быстрее, как мы по причудливому стечению обстоятельств снова сталкивались. Впрочем, чудом была сама тропа, которая связывала нас в пространстве, как нитка связывает бусинки.