Следы на мне (сборник)
Шрифт:
Это случилось в Кемерово. Тогда я много, активно и, как мне казалось, усиленно и полезно работал. Я гордился результатами своего труда, работал без выходных и даже не понимал, зачем нужны выходные. Я ощущал себя тогда человеком, реально влияющим на то, что происходит в мире. Я чувствовал себя не просто участником некого общего процесса позитивного развития, нет! Я ощущал, что я на своём участке сильно опережаю темпы общего процесса. Короче, я понимал себя полезным членом общества и полагал, что имею право многое требовать от других, потому что сам много тружусь. Я даже позволял себе многих осуждать.
Тогда я терпеть не мог
Я был преисполнен веры в созидательный и непрерывный труд и верил, что такой труд непременно приносит плоды. И вот такой, весь всем этим преисполненный, я встретил двух своих приятелей. Встретились мы вечером. Я был уставший после работы, мои приятели тоже. Плодов своего труда я ещё к тому моменту не вкусил, встреченные мною приятели были тоже далеки от этого. Поэтому мы смогли позволить себе пойти только в пельменную. Это была уже не забегаловка, но ещё не кафе. Мы просто хотели поесть, а тех денег, которые у нас были, нам хватало только на пельменную. Но мы свои деньги честно заработали, поэтому зашли в пельменную с достоинством, независимо и чувствовали себя так же, как посетители хорошего ресторана.
В пельменной официанта не было, а было самообслуживание, и, значит, надо было заплатить, взять свою тарелку с пельменями, отнести её за стол, а потом отнести грязную посуду к специальному окошку.
Мы взяли пельмени, томатный сок, горчицу и чудесно проводили время. Мы быстро съели всё, что взяли, и купили себе чаю с лимоном. О спиртном я даже не помышлял тогда.
В пельменной было довольно много народу. Там стояло столиков десять, и только пара из них пустовали. Посетители пельменной были люди всё простые, но приличные и опрятные. За одним столиком три мужичка пили водочку, но чинно, тихонечко, не торопясь. Они только иногда позвякивали стаканами, когда чокались. Видимо, они были постоянные клиенты, потому что им позволили пить водку. Вообще-то водку в том заведении не подавали.
Мы с приятелями сидели и солидно пили чай с лимоном, как вдруг в пельменную спустился мужичок. Он туда спустился, потому что пельменная находилась в полуподвальном помещении.
Мужичок был очень замызганный. Лет ему было непонятно сколько. Это сейчас бы я смог более-менее точно определить его возраст, а тогда даже сорокалетний человек мне казался бесконечно взрослым. Но, думаю, тому мужику было под пятьдесят. Он был в грязных, и даже очень грязных штанах, которые когда-то были брюками. Обут он был в очень грязные, драные кеды. Пиджак его, некогда коричневый, выглядел ужасно, но был застёгнут на все три пуговицы. Боковые карманы пиджака сильно топорщились, а из нагрудного кармана того же пиджака торчали штук пять разных пластмассовых ручек и погрызенный карандаш. В руке он держал сетку-авоську, битком набитую всякой всячиной. Сальные, грязные и давно не стриженные его волосы были тщательно уложены на бок и по причине сальности и грязи отчётливо сохранили следы, оставленные расчёской. Видимо, он причесался, заходя в заведение.
Мужичок огляделся, вальяжно прошёл к свободному столику, поставил свою авоську на стул, а потом ещё более вальяжно прошествовал к тому месту, куда относили грязную посуду. Там на специальном окошке и столике скопилось немало тарелок и стаканов со следами еды и напитков. Мужик постоял возле той посуды, деловито всё осмотрел, взял одну тарелку, на которой следов еды было поменьше. Вслед за этим он выбрал несколько кусков хлеба с других тарелок. Он явно выбирал не покусанные, а ломаные куски. Выбрав три-четыре куска, он двумя пальцами взял стакан, из которого кто-то уже пил томатный сок. Он спокойненько вылил остатки сока в другой стакан и пошёл обратно к столу со всем тем, что взял.
Все посетители пельменной уже смотрели на него. Кто смотрел с отвращением, кто с любопытством, кто осуждающе. Я же смотрел презрительно и брезгливо, ну и, конечно, возмущённо. Ну действительно! Приличное заведение, сидят и едят приличные люди, которые, между прочим, платят за еду честно заработанные деньги, а тут является чёрт знает кто такой и делает чёрт знает что. К тому же мужик был не увечный, не калека. Здоровый такой мужичок. И что же ему мешало тоже работать, прилично одеваться и прилично жить?! Вот работал бы, и не нужно ему было бы побираться и портить аппетит другим людям.
А мужик выгреб из кармана брюк груду мелочи, долго пересчитывал её, а потом пошёл и купил себе тарелку пельменей. Затем он спокойно и, совершенно не обращая внимания на возмущённые взгляды со всех сторон, удобно расположился за столиком, достал из авоськи початую бутылочку водки, заткнутую резиновой пробкой. Он налил себе водки в стакан из-под томатного сока. Налил полстакана. Водка моментально замутнилась остатками сока. Он взял этот стакан левой рукой, двумя пальцами, слегка отведя мизинец в сторону. Затем наколол один пельмень вилкой и обвёл взглядом всех тех, кто на него возмущённо смотрел.
Он заглянул во все глаза, которые были на него обращены. Мои глаза были, видимо, самые гневные, и поэтому он на мне задержал свой взгляд на пару секунд дольше, чем на остальных.
Взгляд его был спокойный-спокойный и даже кроткий. Но при этом его глаза не извинялись. Он, скорее, слегка улыбался глазами. За те две секунды, что он на меня смотрел, я почувствовал такое спокойствие в его взгляде и какое-то такое, стоящее за этим спокойствием, знание! Неведомое мне знание жизни и тех её сторон, которые мне, наверное, не стоит знать.
Он поднял свой стакан, обвёл им всех сидящих за другими столиками и улыбнулся, практически одними глазами.
– А кто как хочет, тот так и дрочит, – не громко, но слышно, хриплым голосом сказал мужичок, в три глотка выпил водку, аппетитно сморщился и закусил выпитое пельменем.
Мне моментально стало стыдно.
И моментально вспомнилось то, что мне сказал некогда бельгийский седой доктор. Одна фраза, сказанная мудрым, всю жизнь помогавшим людям, благородно седым и добрым аристократом, наложилась на фразу вот этого мужика с авоськой и грязными волосами.
Я много слышал мудрых высказываний, я получал очень ценные советы, которые помогали мне в жизни, я и сам что-то иногда говорю неплохо, как мне кажется. Но почему-то те две фразы так попали в меня и так что-то во мне уравновесили, что я ощущаю это равновесие как одно из самых важных своих достижений. А те люди, я уверен, и не помнят того, что сказали. Но я помню.
Вот так. Кто-то сказал, а кто-то услышал.