Следы на воде
Шрифт:
— Обязательно передам, господа! — чопорно произнёс официант. — Ему будет приятно! Всегда рады видеть вас, господа. К вашим услугам!
С поклоном проводил гостей.
22
Сергей Витальич, боцман, а попросту Фантомас, выписавшись из больницы, уже всё знал о взрыве на яхте, о гибели Михалыча и Оленьки, не веря сказанному, первым делом поехал на кладбище.
Положив цветы, в тупом оцепенении долго стоял, не мог привести мысли в порядок. Глядел на свежую ещё могилу друга и товарища… И венки, и сам холм, и ограда, и надпись на деревянном кресте всё говорило о конечном пути Михалыча, о несвоевременном, непонятном, ужасном последнем причале друга, смотрел и поверить не мог. Наплывали слёзы, жалость к другу, душили рыдания, подкашивались ноги. Ослаб видимо от лёжки в больнице, с укором обругал себя Витальич.
Вспомнив, торопливо
Сдерживая стон, растерянно покачал головой, ничего не видя из-за наплывших слёз, горько дёрнул головой, в одиночку махом выпил водку. Опустив голову, задумался. Забыл даже закусить. В желудке расплылось тепло, в голове ещё туманнее стало, грустнее. Мысли путались. Подсовывали разные воспоминания крепкой и долгой его дружбы с Михалычем. Каким он был добрым и хорошим, и смелым и… настоящим, а… вот, похоронен. А лучший друг его, Фантомас, его бессменный помощник, боцман, Витальич, на похоронах не был. Совсем не был. Не был, не был! В больнице лежал. В реанимации. «Прости, Михалыч, — повторяя, шептал Витальич. — Я не знал. Прости, друг, прости!» И вот он здесь лежит, погиб. Как? За что? Кто посмел? Мысли одна на другую наплывали, перемешивались, наскакивали, как кадры в плохо склеенном кино… И Оленька погибла и… Павел тоже, наверное. Только он, боцман, один жив и остался, да и то, сказали, благодаря случайности. Если бы не… Нет, нет, не поэтому Витальич жив остался. Он жив остался чтобы отомстить той сволочи. Тому террористу, который руку посмел поднять на… на… живых людей. Жаль к Оленьке сейчас нельзя на могилку сходить, глотая слёзы, крутил головой Витальич, какая девочка была, по сути дочка, её родители грузом «200» в Москву увезли. Надо бы съездить. Надо! А Павел… Павел! Молодой, сильный, красивый… Пловец! Дайвер… Он…
На этой мысли мозги боцмана клинило. Он переставал носом хлюпать. Воодушевлялся. В глазах появлялась надежда. Хорошо помнил, как Павел на воде держался, как красиво плавал, как нырял… Как сам боцман. Может даже и лучше. Хотя, куда уж лучше. А с другой стороны, они — молодые! — по нынешним временам кому угодно фору дать могут. И Павел такой. Классный парень. Классно и плавал. Как дельфин, как касатка, как нерпа. Нет, как все они вместе. Ай, Павел-Павел, размазывая слёзы по щекам, расстраивался боцман, как же ты так? Где ты, что с тобой? Ты не по… по… Ты ранен, тебе плохо? Я помогу тебе. Приду на помощь! Жди! Держись! Никак невозможно было поверить в гибель и Павла. Ведь Фантомас же выжил, и Павел должен был выжить. Не мог не выжить. Его быть может оглушило, взрывной волной ударило или доской какой, но для такого пловца, для молодого, сильного мужчины это… это… как… Сердце Витальича наполнялось уверенностью, в такое не трудно было не поверить, к тому же, тело было не найдено, как сказали. Не появилось, не всплыло. Значит, нужно сильнее искать, определил для себя Витальич. Хорошенько всё нужно исследовать. Своими ногами, глазами… И он знает как это сделать, знает, кому это под силу. Он сейчас же пойдёт, немедленно… Помянёт только Михалыча…
…Выпьет за помин души Оленьки и…
«Покойся с миром, друг и товарищ Михалыч! Я тебя помню, мы тебя помним, все тебя, и Оленька… Ми…илая… кра…»
Странным для себя образом боцман совсем ослабел. В голове сильно туманилось. Глаза сами собой закрывались. Язык не проговаривал нужные и необходимые слова.
Прислонившись спиной к могильной ограде, закрыв глаза, Фантомас выронил из рук пустую бутылку и стакан…
23
Многие из нас, наверное, хотя бы раз в жизни уронив какую-нибудь хрупкую чайную чашку, тарелку или вазу — разбивали. Досадное событие. Порой вселенского масштаба, если предмет являлся реликвией или достоянием семьи. Чтобы сгладить оплошность, иногда приходилось собирать осколки и склеивать. Непростое дело. Иной раз получалось, если удавалось собрать. Но предмет уже не вызывал такой радости или гордости. Потому что из осколков собран. Другое дело археология или, например… служба безопасности государства, да-да, как не покажется это странным. Сравнение возможно. Пусть и условное, упрощённое, но возможно.
Итак! Представьте себе.
Одна служба — мы о разведке говорим, создав какую-нибудь
Не часто, но случается, мы видим по телевизору с какими неподдельными радостными чувствами археологи демонстрируют нам найденные ими черепки, либо фрагменты доисторической, например, эпохи. Грязные, истлевшие, бесформенные, но детали! Едва не целуют их. И мы сочувствуем им, в том смысле что соучаствуем, тоже радуемся. И это понятно. Так долго искать, в грязи и пыли, на корточках, вниз головой, вообще непонятно в каких нечеловеческих условиях, маленькой кисточкой — не лопатой или ковшом экскаватора, а именно маленькой щёточкой выметать разные природные наслоения — могут только они, и только они. И вот… Поверьте, в среде бойцов невидимого фронта чувства ещё ярче. Только они, бойцы эти, как мы помним, люди практически не видимые, не осязаемые… И чем, какими методами, какими средствами, и в каких позах они добывают нужную им базу — в тех хитросплетениях вражеского ума, — остаётся только догадываться и восхищаться. С одним только необходимым уточнением — кому надо — тем известно: кто, где, как и чем! Короче, они непременно добывают необходимую им — значит, нам всем — доказательную базу. Получается, не зря хлеб государственный едят. И пусть, как писал один знаменитый в XIX веке советский поэт: «Лишь бы не было войны…»
Уголовное делу № 345/629/06 о хищениях в особо крупных размерах необработанных алмазов с прииска города «N» в далёкой Саха Якутии, убийстве монгольского студента, подрыве прогулочной яхты, убийстве капитана судна и отдыхающей девушки, покушение на убийство боцмана яхты, подделке документов, создание устойчивой преступной группировки по производству и сбыту нелегальных алмазов, с вовлечением несовершеннолетних, были следствием доказано и… частично передано в судебные инстанции городов Якутска, Москвы и Геленджика. Главная её часть (недоказанная) выделена в отдельное производство и поступила в соответствующий отдел ФСБ России.
Недоставало главного: организатора и исполнителя. Им, как явствовало из материалов следствия, мог быть только некий Цаплин Павел Николаевич, 23-х лет. Место рождения — деревня Мелки, Бельцовского района, Ростовской области (следствием установлено, что такого гражданина в записях паспортного стола города Бельцы Ростовской области не значится). Русский, ранее не судим, невоеннообязанный (в данный момент это находилось ещё на проверке), без постоянного места проживания, образование высшее (диплом об окончании высшего учебного заведения оказался поддельным), ни где не работающий, не женат… Но с наличными деньгами. Похоже не малыми. Вопрос: откуда? В деле фигурировали три случайно сделанных фотографий подозреваемого, что являлось удачей: все три в ресторане и в обнимку с девушкой (как установлено — с погибшей Ольгой). Свидетель Сергей Витальевич Глушков, выживший боцман яхты, подозреваемого и погибшую Ольгу на фотографии узнал:
— Это он у нас с Олей яхту зафрахтовал. Он. Павел. Дайвер. Он нашёлся? Где он? Вы нашли его, нашли?
— Пока не нашли, — ему ответили. — Но найдём.
Последнее серьёзные люди заявляли со всей убеждённостью, во что боцман всей душой верить готов был.
— Возбуждено уголовное дело. Оно в производстве, — пояснили Сергею Витальевичу и добавили. — Человек не иголка. Найдём.
— Это да, тем более Павел. Это, конечно, — кивал головой боцман.
— Но как ушёл? Куда делся этот наш невоеннообязанный фигурант, — глядя на своих сотрудников, требовательно вопрошал генерал-лейтенант Тибелис.