Следы на воде
Шрифт:
Ночной звонок рекрутов Артаку сон не перебил. Но проснулся он очень рано — в начале одиннадцатого. И не просто, а оттого, что в голове что-то щёлкнуло, панически затрещало, будильник словно: «Проспал! Скорее, вставай. Тебя ждут!» Он и вскочил. Хотя не мог понять за чем. Потом вспомнил ночной звонок, и своё обещание привести Наташу и Свету. Нет-нет, он только переговорить с ними сначала обещал. Но перед этим расскажет рекрутам свой план, потом уж и самолёты. В смысле девушки. Хотя рекруты настаивали на обратном — сначала девушки, потом — самолёты. Но Артак лучше знает, что раньше, что потом. Не для себя старается,
Валька с Серёгой от окна уже пару часов как не отходили. Нервничали. Почти извелись уже. И процедуры уже давно закончились, и обед уже был на подходе, а там и опять идти на эти самые, а сына гор всё не было.
— Звони ещё, звони! — в который уже раз отлипнув от оконного стекла, наваливался Валька на Серёгино ухо, требовал. Громко кричать нельзя было, не в туалете. Да и там сейчас нельзя — больные паровозами дымят, курят, за жизнь спорят, задохнуться можно.
— Да отключен, — нервно огрызался Серый. — Аппарат абонента отключен или недоступен, говорит, гад! — градусником встряхивая телефон, злился Серёга, одновременно, как и Валька, пытаясь заглядывать в окно. — Да придут они, сейчас придут. Артак же сказал.
— Ну всё. По шее он у меня уже точно заработал, или саечку в лоб.
— Ты подожди с саечкой, он же за моей Светкой пошёл, и за твой Наташкой.
Валька на секунду остывал…
— Если так только… — но на второй секунде вновь вскипал. — Но мог бы и предупредить! Мы же ждём! У нас же режим! И вообще, волноваться нам нельзя. Нам выписываться надо. А он… медкарту портит. Гад!
Нервничали так. Уж до того накалились, перебрасываясь нервами, что не услышали, как в палате открылась дверь.
— Эй, ребята, рекруты, я здесь!
Рекруты как по команде повернулись, уставились на гостя.
— О, а как ты тут очутился? — хлопая глазами, изумился Серёга.
— Ты же там должен был быть, — Валька указал на окно. — Рукой помахать нам, а мы…
При этом оба заглядывали за спину Артака.
— Кстати, а где… — Серёга проглотил окончание вопроса, потому что соседи по палате перестали книжки с газетами читать, уставились кто на Серёгу, кто на Артака.
Артак, положительно шмыгнул носом, какие, мол, наши годы, всё успеем, держа под локтями в гармошку собранный в боках белый медицинский халат, сделал шаг в палату. Халат с плеч сваливался, сзади даже пол подметал, но главное не в этом.
— Здравствуйте, товарищи больные. Выздоравливайте. — Кивая в разные стороны, каким-то старушечьим голосом почти пропел вежливый Артак. — Доброго всем здоровья.
— Ты чё! — подходя и приводя его в чувство, Валька ткнул Артака в плечо. — Мы же сегодня уже здоровались, по телефону, ночью. Забыл?
— Он забыл, — детсадовским голосом подсказал Серёга. — Проспал, Артюша, да, проспал?
— Я не Артюша, я Артак! — С вызовом, обидчиво заметил Сын Гор.
Мужики в койках на приветствие вежливо кивали головами, с интересом прислушивались к разговору. Понятное дело: телевизора в палате нет, к нему ещё в соседний корпус топать надо, в рекряцию, там обычно ходячие больные и собираются, как в красном уголке. Про политику, про Чубайса с демократами, про погоду, болячки, и прочую медицинскую муру часами языками чешут. Друг друга не слышат, больше спорят и ругаются. Правда телевизор только вечером включают. И то не всегда. А тут, и сейчас, и радио
Валька с Серым, как две вороны, схватив брошенную детскую яркую игрушки в песочнице, быстренько протащили Артака на Валькину койку, сами с боков, прикрыли собой.
— Ну! — шёпотом потребовали. — Говори!
— Там у вас этот, охранник, — так же шёпотом, воодушевлённо начал Сын Гор, ребята в глаза ему заглядывали. — Вы к кому, спрашивает, молодой человек? Я ему — у меня папа здесь работает. Наврал! — хохотнул Артак. Ребята не отреагировали. Артак продолжил. — Охранник — так у него же вроде дочка? Я — и сын, конечно! Дайте, говорю, халат. Я порядки знаю. Вот, дали. Большой правда.
— Какой халат? Причём здесь халат? — Взорвался Валька, оглянулся, горячей сковородкой под холодной водой зашипел. — Ты задание выполнил?
— Что с ними, они придут? — не отстал и Серёга.
— А, вы про этих…
— Тьфу, ты!..
— Ну всё, пацан, ты меня достал. — Хлопнул руками по коленям Валька.
Газетные листы зашуршали ещё громче. Валька с Серёгой коротко оглянулись, потом как грифоны на добычу, нацелились на Артака.
— Они придут-придут. Обе, без этой, третьей, — Артак поторопился успокоить «голодных хищников» — Она всё поняла.
— Ф-фуу… Наконец-то, — выдохнул Валька. — У меня даже давление упало.
— А у меня наоборот, — заметил Серёга. — Даже пульс участился. Молодец, Артак, встряхнул нас. Можно с тобой в разведку. И когда это? Ну, придут они когда? Сказали?
— Да вечером, — как от зубной боли отмахнул Артак. — Днём у них дела какие-то. Женщины! — Последнее он произнёс со вздохом. Так обычно его бабушка произносила, когда хотела пожалеть внука. Мол, прости маму, она всё равно тебя любит. Артак это знал. И мама любит, и папа, и… все родственники.
Валька с Серёгой смену тональности не заметили, млели, словно две порции мороженного возле обогревателя.
— Так я о главном! — Снизу вверх заглядывая в глаза то одному, то другому, поведал Артак. — Эй!
— Они придут… — лёгкой травинкой на ветру качаясь, простонал Валька.
— Уже скоро… — эхом отозвался Серёга.
Они его не слышали. Такого Артак не ожидал. Что-то подобное он видел как-то по телику — в программе «Мир дикой природы», кажется — вспомнил! — как к токующему тетереву, или быть может глухарю, глухарю, наверное, можно было в плотную подойти, живьём его взять. Руками. Уставится на эту, которая его избранница, птичная женщина в смысле и воркует, воркует ей, заигрывает, ничего не слышит, дурак. Потому что готов к оплодотворению. Цикл такой в природе. Это нормально, потому что естественно. Но… Эти — такими сейчас были. Тупыми и глухими.
— Эй, рекруты, я о деле говорю. Очнитесь. — В отличие от любовных мук друзей, Артака беспокоило совсем другое. Земное и беспредельно важное. Он скорее охотником сейчас был, чем таким вот глухарём… эээ… глухарями.
Рекруты уставились на Артака, как дирижёр смотрит на музыканта допустившего резкий скрип фальшивой ноты в благостной музыкальной элегии, сконцентрировали внимание на нём. Или сделали вид. Артак помолчал, так его учительница по математике перед контрольной себя настраивает. Её же тоном и начал.