Слепая добродетель
Шрифт:
Лезвие плавно скользнуло по шее Степана, и кровь хлынула на знаки. Струйками она стекала по камням, наполняя их. Варвара вжалась в спинку стула. Немигающий взгляд ее остановился на бьющемся в агонии Степане. Девка выгнулась и замерла с ног до головы облитая теплой кровью.
Тело ударилось о пол, и Кислицын усмехнулся. Знаки наполнились кровью, блеснув в свете свечей золотом. По капле кровь отрывалась от пола и поднималась вверх. Ее струйки ползли по стенам с потолка, смывая штукатурку. Подтеки распространяли трещины. Вскоре они исчертили все стены, а черное с алым вытеснили белое, словно ночь вытесняет день.
– Раскройте
– завопила Варька.
– Перестаньте! Вы же прогоните! Прогоните!
Голос ее сорвался на визг. Саранча всполошилась под потолком. Закружив, насекомые опустились и облепили Петра. Тело Варьки затрясло, густая, зеленоватая пена повалила из ее рта. С треском ее суставы вывернулись, и она потеряла сознание.
– Egratus anamalis virty amone,
Fagys nomines happeris emne.
Samnambys ellivatiri omnide,
Macta lerioni actavius amnode*, - в третий раз повторил отец Володимир, и коснулся лбом пола.
– Ai domedi Lucitaus kalio,
Ais domedi Lucitaus mabakan.
Oi reprasao legio anati falio,
Doctrionus gorasi at em akanan*, - отчеканил Петр.
Варька повела плечом. Позвонки с хрустом расправились, и она выгнулась дугой. Петр вошел в круг. Белесые глаза парня впились в ее лицо. Во взгляде его читались ненависть и обожание. Он был готов разорвать Варьку, но в тот же момент - целовать ей ноги. И чего сильнее ему хотелось - понять было невозможно.
– Не отступай от отца своего, - прохрипела бесноватая, - чти мать свою. Остановись, я знаю, что ты слышишь. Не склоняйся перед...
Исписанный вязью шнурок стянулся вокруг его шеи. Песнопения смешалось со стрекотом, свечи пустили копоть, и церковь наполнилась гнилостным запахом. Кислицын заливался смехом, а отец Володимир продолжал читать.
– Одна кровь напоит изображение зверя, вторая - покажет его лицо, - хрипло произнесла Варька.
– Третья кровь прольется за зря, а я проведу зверя на крыльцо.
Лица святых осквернил последний вдох Петра. Штукатурка с краской отваливались от стен, обнажая танцующих вокруг столба чертей, демонов, варящих грешников в котлах. Под самым куполом Варвара увидела его. Господин добродетеля восседал на троне из неотесанных камней. Огромный и крепкий с серой кожей, под которой бугрились вены. Его лицо выражало тщеславие: красно-желтые глаза с презрением взирали на Варьку, тонкие губы обнажали острые желтоватые зубы. Витиеватые рога поддерживали корону из змей, ото лба, переходя на скулы и торс, расходились ветви виноградной лозы. Копытами он мял прокаженных, а они возносили ему молитвы.
– Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое,
да приидет Царствие Твое,
да будет воля Твоя,
яко на небеси и на земли.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
и остави нам долги наша,
якоже и мы оставляем должником нашим;
и не введи нас во искушение,
но избави нас от лукаваго*...
– шептала Варька, глядя демону в глаза.
Каждое слово давалось ей с трудом. Крики мешались с собачим лаем, черти бесновались на стенах, стараясь вырваться из оков камня. Язык девки сводило, зубы впивались в губы, но она снова и снова произносила слова молитв.
Кислицын осенил Егора крестным знамением снизу вверх. Обмокнув персть в кубке, меценат вывел печать зверя на лбу парня. Отец Володимир надел на него расшитую перевернутыми крестами рясу. Глаза священника источали черный туман. Он гоготал, плюясь богохульствами. Егор поцеловал его руку и взял из нее кинжал.
– Приди, отец!
– воскликнул парень и взглянул на Люцитауса.
– Пройди сквозь тело блаженное и сойди на землю!
Занеся над головой кинжал, Егор направился к Варьке. Варвара стихла. Ее пальцы впились в поручни стула, и она вскинулась на носки. Веревки разорвались, да путы не спали.
– Егорушка!
– Варька упала на колени.
– Не пускай его, не надо! Изгони, изгони, изгони!!! Меня!!!
Нечеловеческий вопль отчаяния и боли вырвался из ее груди. Веревки натянулись на ее руках. Их края завязались узлом вокруг ножек стула, заставив Варьку выгнуться назад. С выражением нездоровой эйфории на лице Егор вонзил кинжал в грудь убогой. Завывания отца Володимира достигли апогея, и церковь погрузилась в тишину. Варька приоткрыла один глаз. Егор замер, не понимая, что происходит. Лезвие кинжала вошло в ее плоть на пару миллиметров. Как не пытался парень, да пошевелить и мускулом не мог. Пара капель крови упала на пол. Свечи вспыхнули, повалив копотью. Завывание в тысячу голосов взмыло под купол, и мертвая саранча опала, услав пол вокруг пламенного круга. Кислицын вздрогнул. Нервная усмешка исказила его губы и он заметался по церкви. Огонь смешался с кровью, пустил алые прожилки, преградив добродетелю путь.
– Читай заново!
– заорал Станислав и опрокинул семисвечник*.
– Егорушка, - прошептала Варька, - посмотри мне в глаза. Посмотри, Егорушка. Я укажу тебе путь к свету.
Девка поднялась с колен. Ладонь ее сжала плечо парня, и исполненный доброты взгляд устремился в его глаза. Черты его смягчились: Егор качнул головой, взглянул на Варьку. Пальцы разжались, и кинжал со звоном ударился о камни.
– Если понадобится, то я ослепну вместо тебя, - прошептала она.
– Я готова. Ты только обернись, посмотри и поверь.
Парень кивнул. Огонь дрогнул и замер, чуть умерив свой жар. Глаза Егора наполнились ужасом, когда он увидел Кислицына. Глазницы добродетеля зияли пустотой, что порождала зеленоватое свечение. Нос его провалился, сухая с желтизной кожа покрылась струпьями и гнойниками. Не было губ и носа. Только дыры. Гнилостные зубы скалились, а сквозь щели в них пробивались жирные мухи. Отец Володимир стоял чуть дальше на коленях. Позади него стоял еще один приспешник лукавого. Высокий тощий в сером балахоне. Его синюшные губы шептали богохульные заклинания, заставляя священника становиться голосом зверя. Руки демона лежали на плечах отца Володимира, и острые когти все глубже вонзались в его плоть. Демон шептал, а порабощенный священник бесновался, без воли, без силы. Без души...
– Видишь?
– Да...
– прошептал Егор, и глаза его заблестели от слез.
– Но, что же нам делать?
– Полно, мама, прекрати.
Когтистая ладонь сжала плечо девки и Варька заорала от боли. Огонь, исходящий от пальцев исчадия преисподней, расплавил ткань, и его кожа слилась с кожей Варьки. Егор осел на пол. Ухмыляющееся лицо Люцитауса заставляло парня усомниться в собственном рассудке. Что же они натворили? Что вообще происходит и как такое вообще могло случиться?!
– Чего ты так на меня смотришь?
– шесть тонких остроконечных хвостов хлестнули камень, высекая искры, и демон вновь ухмыльнулся.
– Кого звали, тот и пришел. Говори, чего желаешь. Я исполню.