Слепая добродетель
Шрифт:
– Смотри!
– орала Варька.
– Смотри!
Люцитаус отпихнул ее от себя. Копыто демона пустило вдоль пола трещину. Камни вместе с ошмётками купола посыпались им на головы. Читающий выронил книгу. Кислицын с ужасом уставился на Люцитауса. Слова замерли на его губах, оставшись невысказанными. Рука Читающего прошла сквозь его грудь, и синюшные вены выступили на плоти добродетеля. Люцитаус втянул в себя серебристые нити, отошедшие от тел священника и Кислицына. Узоры на его теле вспыхнули и задвигались. Змеи из короны демона встрепенулись, зашипели.
–
Варька бросилась на него, но Люцитаус с легкостью перехватил ее порыв. Сжав шею девки, он направился к выходу.
– Господи Иисусе!
– воскликнула Авдотья Васильевна.
– Смотрите!
Люди подняли головы. Куски кирпича разлетелись в стороны, и Люцитаус переступил порог. Бесы завизжали, хлопая в ладоши.
– Окаянная!
– заорал Николай, тыча на Варьку.
– Она призвала лукавого! А он...
Кулак Егора впечатался в лицо Николая и мужчина растянулся на земле. Деревенские не знали, что им делать и на кого смотреть. Раскат грома призвал молнию, а та, ударив в купол, разбила его на две равные части. Потоки воды хлынули с неба. Бесы вновь принялись плясать и бить в бубны.
– Нужно молиться, - прошептала Наталья.
– Нужно молиться!
Слова молитв путались с богохульствами бесов. В буре они сливались воедино, становились голосом отчаяния и борьбы. Бесы старались уничтожить барьер в душах людей, а люди забыли о вражде, взывая к небу.
– Взгляни мне в глаза, - прохрипела Варька.
– Взгляни.
Рука демона дрогнула. Пальцы его разжались, и убогая беда ступила на греховную землю. Губы Люцитауса кривились, он силился что-то сказать, но сил ему не хватало. Демон замер на месте, глядя на девку.
– В одном сосуде три души, - говорила Варька, наступая на него.
– И все грешные, все мертвые, непрощенные. Три дня и три ночи летали они между небом и землей. А на четвертый Господь услышал людей и пошатнул землю под ними. Изыди! Изыди! Изыди!
Среди ночи небо покрылось золотом. То ли ангелы то ли демоны протрубили в трубы и земля разошлась. Словно переполненный водой шарик церковь, не выдержав, разлетелась на отдельные камешки. Лицо Варьки исказилось. В отблесках молнии она сама стала похожей на того, с кем боролась. И он видел это.
– На этот раз победа вновь за мной, - прошептала убогая.
Будто кошка она прыгнула на извечного противника, впилась в его плоть зубами, ногтями. Пытаясь избавиться от убогой, Люцитаус оступился. Помесь воя, воплей и стонов с шепотом пронесся над лесом. Стена воды разъединила проклятое место и людей, ночь накрыла одеялом. Стихли голоса. С ними унялась буря. Зажглись звезды, и показалась луна. В ее свете люди увидели только ровный холм. Ни следа не осталось от беснований нечистой силы - все смыла вода. Ни камешка не было, ни огарка свечи. Молния все очистила. И Варькины молитвы. Только одна голая земля да грязь остались в память о добре Кислицына.
Люди расходились по домам в скорбном молчании. Увиденное потрясло всех до глубины души, а особенно - Варька. Та, которую они ненавидели и проклинали, спасла их жизни. Все чудеса мецената оказались иллюзией: люди возвращались из сатанинской церкви по разбитой дороге, крыша дома Натальи протекала по-прежнему, а дом помещика оставался чернее угля.
С течением времени все возвращалось на круги своя. Холм освятили и он снова порос травой. Речушка обмелела, постепенно превратившись в болото, а дом Варьки-беды сравнялся с землей. Марьевка исчезла с карт и осталась только в памяти ее последних жителей. Всего три двора еще желтели керосинками, да красовались покосившимися крышами.
– Печально, - произнес Кирилл и выключил диктофон.
– Настасья Стефановна, неужели так все и было?
– Вот тебе, милок, истинный крест!
– перекрестилась старушка.
– С той самой ночи одними лишь молитвами живу!
– Спасибо вам. Я считаю, что такие рассказы, даже если они и приукрашены, есть часть нашей истории. Фольклор должен жить.
– Эх, - засмеялась Настасья, - это вы там ученные, ни в Бога ни в черта не верите. Ну, удачи тебе, сынок. Пусть Бог бережет тебя.
– И вас.
Дом Настасьи Митрофановны Кирилл покидал с улыбкой на губах. Надо же, бабуське под сто лет, а она помнит эту историю во всех красках, половину из которых, скорее всего, сама и добавила. Но парню россказней Настасьи было мало. В деревне оставалось еще двое жителей - Егор Максимович и Анатолий Момедов. Нужно и их выслушать. Так история, произведшая такое сильное впечатление на него, станет полной.
В свете луны под ногами парня что-то блеснуло. Кирилл наклонился и поднял гребень. Он был старый, золотая краска лишь местами осталась на его поверхности.
– Интересно, - произнес парень, - кто мог гребень обронить? Неужели Варька-беда?
Переливистый девичий смех заставил Кирилла подскочить на месте. На холме собиратель историй увидел девушку. Она посмеивалась, читая книгу в обожженной обложке. Некто, что оставался в темноте, расчесывал ее длинные волосы, перебирал их. Со стороны казалось, будто пряди сами собой взмывали вверх и падали вниз.
– Эй, красавица!
– окликнул ее Кирилл.
– Ты гребень потеряла?
Предчувствуя интересное знакомство, парень направился к холму. Полная луна вышла из-за туч и посеребрила окрестности. Гребень выпал из рук Кирилла. Позади девушки стояли два черта. Такие, какими их привычно рисуют на картинках: с рогами, копытами, шерстью и свиными пятаками. Уродливые и противоестественные существа ухмылялись ему, путая волосы девушки.
– Беги, - с порывом ветра донесся голос незнакомки до ушей Кирилла.
– Беги.
– Варька...
Девушка подняла голову, и Кирилл осел на траву. Лицо ее было исчерчено глубокими шрамами от ожогов, седая прядь ниспадала на повязку, скрывающие глаза добродетельницы. Черти потянули ее за волосы и залились гоготом, вперемешку с собачим лаем. Кирилл сорвался на ноги. Заткнув уши, он ломанулся, куда глядели глаза. А перед ними стояла Варька-беда со своими бесами.
– Ты что обкурился?