Слепая любовь

Незнанский Фридрих Евсеевич

Филя заставлял себя спокойно относиться к молодым девушкам типа тех, за кем ему поручили теперь приглядывать. Лично его привлекали все-таки жизненный опыт и более зрелые формы, где он мог бы в полной мере удивить и своей удалой хваткой, и недюжинной силой. А если и приходилось, общаясь с такими женщинами, за чем-то следить, то лишь за тем, чтобы приятные интимные отношения не переросли нечаянно в некую обязанность.

Ну а эти юные заразы раздражали и словно дразнили. Знал он, что для них, как, к сожалению, и большинства их сверстниц, уже давно нет никаких секретов в сексуальных отношениях, но все равно не мог он никак отрешиться от понимания того, что они же еще дети, черт побери! Может, и старческий маразм

определял такой его взгляд, кто знает. Сам он не смог бы ответить себе со всей уверенностью, но был тем не менее непоколебим в своих убеждениях…

Следующие два дня агеевской информации относительно того, как выглядит компания главной фигурантки — Юлии Осиповой, не расширили. Кроме того, что уже было известно от ее подруги Наташи. На Масловку Юлия больше не ездила, а из своего офиса, сразу после конца рабочего дня, отправлялась домой. И никуда по дороге не заезжала. С подругой, похоже, она тоже не встречалась. Наверное, как поссорились тогда в машине, так и не стали восстанавливать сердечных отношений. Но нельзя исключить, что и Наташа, следуя предостережению ночного незнакомца, избегала контактов с Юлией. Правда, Александр Борисович предупредил Филиппа, что именно сегодня к Юлии приедет его дочь Нина и не исключено, что девушки, если между ними установится дружеский контакт и возникнет «взаимное доверие», могут куда-то и отправиться. И вот тут придется понаблюдать основательнее. И послушать. С этой целью Турецкий наверняка, предупредив заранее дочь, сунул в ее сумочку «жучка». Для контроля. Так что работенка была.

Но Нина собиралась подъехать на Нижегородскую где-то к середине дня, и Агеев, не желая «зарабатывать деньги» бездарным сидением на одном месте, посоветовавшись с Турецким, решил пока поискать Веселовского. Благо и много времени на поиск уйти не должно было — «точки» же его давно известны.

Зига священнодействовал в самом начале пешеходной зоны на Старом Арбате, напротив ресторана «Прага». Народу здесь оказалось вполне прилично. Желающих оставить себя на память потомкам тоже. А к Веселовскому так вообще выстроилась целая очередь. И работал он споро, как передовой сборщик на конвейере. Наверняка Зига сейчас испытывал давно забытое ощущение своей нужности людям! И отвлекать его в этот момент высокого творчества с Филиной стороны было бы просто безобразием. Полнейшим отсутствием такта, уважения, наконец, к творческой личности. И Филя не стал бы напрягать творца, да времени оставалось не так уж и много в запасе, — пробки ж, будь они неладны!

И он постарался аккуратно попасться вдохновенному художнику на глаза. И когда тот, подняв взор, увидел Агеева, лицо его немедленно выразило глубочайшее недовольство. Филя показал один поднятый палец — мол, прервись всего на минутку. И тот как-то безутешно вздохнул. Потом положил на свой этюдник грудку цветных карандашей, потянулся и встал.

— Сейчас, подождите минуточку, старые кости расправлю и закончим, — сказал он. — Не могу, курнуть хочу… пару затяжек…

Сидевший на раскладном стульчике парень с типичной такой внешностью братана кивнул и сам полез в карман за сигаретами. А Веселовский, подойдя к Агееву, сказал:

— Здорово, корешок, угости сигареткой.

Филя держал на этот случай пачку дорогих «Давидофф». Протянул и огонек зажигалки.

— Как жизнь? — спросил Зигу.

— Как видишь. Самый лом.

— Слава богу… По-моему, в твоем доме проживает некто Хлебников. Степан или Степаныч. Не знаешь?

— Знаю.

— Кто он?

— Гнида. А чего тебе от Хэ надо?

— Ну, я б сказал, что с этого места желательно поподробнее, но пока воздержусь. До вечера, когда увидимся там, где ты сам скажешь, лады? Телефон не менялся?

— Прежний.

— Когда звякнуть?

— В десять.

— Чего так поздно?

— Мои проблемы.

— Ну пока, — сказал Филя

и, отдав Зиге сигареты, — не мелочиться же, а ему еще сидеть, вон их уже пятеро пристроились — отправился к машине. Посмотрев на часы, подумал, что еще повезло с Веселовским, потому что, окажись тот не здесь, а в Измайлове, так быстро не отыскал бы. А время неслось быстро — московские пробки запросто решали все вечные вопросы человеческой жизни, безжалостно съедая драгоценное время. Если б еще Господь не учитывал часы, а может, и дни, и месяцы, и даже годы стояния в пробках, как помогает в этом смысле рыбакам, тогда никто б и не жаловался. А так смотришь, как твоя жизнь утекает, и не знаешь, на кого грешить, кому пожаловаться…

«Хорошо, — размышлял он, едучи по Садовому кольцу в сторону Таганки, — искомый Хлебников — гнида. Пусть и с точки зрения Зиги. Но без конкретных, порочащих репутацию фактов будем пока считать сей выпад Веселовского его личным мнением. Ну, а если, как говорится, тогда уж, извините, и разговор другой… Тогда станем раскручивать дяденьку, к которому зачем-то бегают красивые, легкомысленно одетые молодые девушки… Возможно, что вот тогда беспокойство пожилого профессора и найдет под собой веские основания… Но почему именно гнида?.. Или действительно что-то личное? А что, от этой странной публики всякого можно ожидать…»

Филя испокон веку придерживался самой традиционной ориентации и постоянно благодарил судьбу, которая не обнесла его, что называется, во пиру чашею. Но удовольствие от общения с тем же Зигой Веселовским он считал для себя сомнительным, хотя еще Вячеслав Иванович, знакомя и передавая Агееву своего агента, говорил, что тот всегда работал честно и аккуратно, что, в свою очередь, особо важно для самого агента. Но это ж когда было! Да и понятно, что «нетрадиционникам» в советском обществе жилось несладко. А сейчас проблемы геев в стране, похоже, вообще не существует. Напротив, народ уже традиционной ориентации так и рвется в закрытые гей-клубы! И даже солидные организации, как уверяют «знатоки вопроса», на глазах, бывает, «голубеют». Вот где простор для рэкета! Просто поразительно… И криминалу небось немерено!.. Так что тут наверняка придется вносить еще и соответствующую поправку к информации Веселовского. Ну примерно, как ты это делаешь, когда пристреливаешь новое оружие…

От размышлений оторвал телефонный звонок.

— Привет, Кузьмич, — услышал он голос Александра Борисовича. — Ты где конкретно?

— Подбираюсь к Таганке. На Нижегородской буду, если сильно повезет, минут через тридцать. Есть изменения?

— Нинка договорилась о встрече в районе половины четвертого, так что не торопись, времени у тебя навалом. Вряд ли, думаю, они сегодня куда-нибудь отправятся. Для первого дня знакомства рановато. Но видно будет. Если что, ты уж тогда с них не слезай. Надо будет раздвоиться, немедленно звони, я подъеду. Ну а дальше, как договорились, слушай да пиши. Вечерком познакомимся с информацией и обсудим. Или у тебя собственные дела?

— После десяти. По поводу того художника.

— А-а-а, нашел своего бывшего знакомого?

— Точно так.

— И что слышно?

— Про художника? Гнида.

— Во как?! Интересно! Ты уж тогда поплотнее им займись. А запись просто забрось мне по дорожке, я сам послушаю…

2

Вечером того же дня Нина пожаловалась отцу.

— Слушай, папуля, я думаю, что дальше так дело у нас с тобой не пойдет. Эта твоя дурацкая «прослушка» — «жучок»? «клоп»? как вы их называете? — категорически мне мешает! Я не могу работать, зная, что она лежит у меня в сумочке. Ну будто я какую-то подлость совершаю! Нет, правда, пап! Давай уберем ее? А то я кажусь себе стукачкой… ужасно противное ощущение! Я даже в глаза Юле в какие-то моменты боялась смотреть — вдруг догадается? Это ведь ужасно! Тем более что никаких секретов у нас и не было…