Слепцы
Шрифт:
«Как на Луне, блин», – мрачно размышлял Брянцев, ковыляя по давно остывшим головешкам, поднимая в воздух облачка пепла, напоминавшего лунную пыль. Руины зданий, торчавшие из океана золы, выглядели как отроги лунных гор и края кратеров.
Правда, сам Брянцев на Луне не бывал, но фотографий и видеозаписей о спутнике Земли видел на своем веку немало. Единственное отличие новой Земли от Луны состояло в том, что тут было еще мрачнее, еще безотраднее, еще страшнее. На лунном небе, если верить фотографиям американских астронавтов и русских зондов, хотя бы горят звезды.
В результате море, омывавшее мертвую пустыню, хоть и освежало этот жутковатый ландшафт, тоже имело пепельно-серый оттенок.
И все же взгляды, что время от времени бросал Брянцев на бескрайнюю морскую гладь, приносили некоторое облегчение. Неживое, оно одно оживляло выжженную пустыню. Все так же, как это было и до катастрофы, катились к берегу бесконечной чередой белые барашки волн. Больше на много миль вокруг не было заметно никакого движения. Лишь тлен и смерть, лишь дымчатая завеса над мертвецами. Уродливое, жуткое пожарище…
Был еще один факт, заставлявший Сергея Ивановича ёжиться от ужаса. Он изо всех сил старался убедить себя, что звуков не слышно просто потому, что герметичный шлем скафандра их не пропускает. Да вот беда, в самом начале экспедиции Брянцев включил внешний динамик, и… Ничего не услышал. Воздух был пуст, как и радиоэфир. Ни единого звука. Полное безмолвие. Лишь со стороны моря доносилось тихо-тихо, на пределе слышимости, как бывает, когда приложишь к уху маленькую раковину, неумолчное рокотание прибоя.
– Это какой-то неправильный мир. Неправильная планета. Неправильные пчелы, – бормотал Сергей Иванович, с трудом шагая вперед.
Новоафонский Симоно-Канаитский мужской монастырь единственный бросал вызов всеобщему запустению. Торжественно, гордо возносились в сумрачные небеса башни и купола. Они гипнотизировали Брянцева, манили к себе, не отпускали, не давали остановиться. Сергей много читал об этом монастыре. Он был такой же, каким они видели его перед началом изоляции, в последний раз выйдя на свежий воздух. Разве что стены храмов немного потемнели от копоти, да под слоем пепла скрылась позолота, но все это были уже мелочи. Монастырь не пострадал, не погиб в адском пламени пожара. И когда Брянцев смотрел на финальную цель пути, душу его наполняла надежда. Он верил: не все еще потеряно, не все пропало.
По костям погибших в ядерном аду людей, по праху, в который обратились животные и растения, по искореженным останкам старого мира шагал все вперед и вперед один из последних людей на земле…
– К тому времени, когда я оказался у дверей главного собора, уже изнемогал от усталости, – рассказывал Брянцев. – Не верилось, что смогу вообще с холма спуститься. Еще я слабо представлял, как попаду внутрь. Но двери собора оказались открыты. Собрав остаток сил, я вошел внутрь, и… Слов нет, чтобы описать то, что я увидел!
– Неужели все разгромили? – лицо Светы потемнело.
– Нет-нет! Наоборот! – замахал руками Сергей Иванович. – Нетронутый стоит! Точно только что покинутый. Я глядел по сторонам, и казалось, что вот сейчас откроются царские врата и выйдет священник. Там тоже пусто и тихо было, как и снаружи. Но это были другая тишина и другая пустота. Так вдруг спокойно стало на душе, и силы вернулись, стоило лишь переступить порог… Что это, если не чудо?
– Господи, помилуй, – шепнула Света, и все перекрестились.
Когда Сергей Иванович начал читать молитвы, дети над ним тихо посмеивались. Спустя пару дней рядом с наставником на колени опустилась Света и начала, неумело крестясь, бормотать: «Отче наш, иже еси на небесех». К исходу первого месяца заточения молился весь экипаж.
– Я захватил с собой кое-что, – сказал Брянцев, кивнув на объемный пакет, до этого лежавший в кармане скафандра. – Библию, псалтырь, несколько небольших икон, свечек штук сто. Да, и еще крест, которым воду крестят. А теперь плохие новости.
– Е-еще плохие новости?! – Глаза Николаевой остекленели от ужаса. – Вы сообщили, что весь мир вокруг превратился в мертвую пустыню. Разве может, во имя Господа, что-то быть хуже?!
– Может, – сурово отрезал Сергей Иванович. – Когда я возвращался, случился обвал.
– И? – Света побледнела, губы ее затряслись, глаза остекленели.
– Единственный выход перекрыт. Другого пути наружу найти не удалось. Похоже, друзья, эксперимент по изоляции побьет все рекорды, хы-хы-хы, – невесело рассмеялся Брянцев и добавил: – Жаль, в «Книгу Гиннесса» нам попасть не светит.
Но Света его уже не слушала его. Она отвернулась, закрыла лицо руками и горько разрыдалась.
Обманывать других не так уж сложно. Особенно если эти другие – дети, почти ничего не смыслящие в сложной технике. Обманывать себя – почти невозможно.
Сергей Иванович, согласно плану эксперимента, как раз должен был в этом месяце познакомить подопечных с принципом работы системы жизнеобеспечения. Не успел. Как оказалось, к счастью. В любом случае, все ключи и коды были у него, ни Германы, ни Света их не знали. Поэтому Брянцев, не моргнув глазом, сказал перепуганным детям, находившимся на грани отчаяния, что их модуль может даже в полной изоляции функционировать бесконечно долго.
– Бесконечного ничего не бывает, – Герман Буданов, мальчик въедливый, всегда во всем искал подвох. При нем надо было очень внимательно следить за словами.
– Твоя правда, – покаянно опустил глаза Сергей, – система не вечна. Но сорок лет у нас есть. По-моему, это немало, – улыбнулся он. – Возможен, конечно, совсем уж невероятный сценарий: иссякнет геотермальный источник энергии… Но это крайний случай.
А так – никакого риска.
Особой радости его ложь детям не принесла. Улыбался только убежденный оптимист и отчаянный жизнелюб Лыков. Свету слова Сергея Ивановича едва не довели до депрессии.