Слепой Орфей
Шрифт:
Разумеется, он мог бы узнать все это раньше. От других жертв. От тех, кто выполнял его волю. Никто из них не мог что-либо скрывать от Морри. Это было бы так же нелепо, как отказ уже съеденного обеда послужить пищей. Трудность в том, что жертвы не способны проявлять инициативу. Они выполняют, что велено, дают ответы на вопросы, но вопрос сначала следует задать. Именно поэтому Морри понадобилась не жертва, а союзник. Со временем и союзник станет жертвой. Но пока он свободен настолько, что даже не открывает Морри своих мыслей. Разве что с самой поверхности. Зато практически полностью сохраняет то, что во многом и делает человека
Харлей и его приятели продолжали смотреть фильм и потягивать пивко, а Морри-разум уже примерял новые возможности. А возможности были грандиозными. Потому что те орудия убийства, которые он уже наблюдал, казались теперь игрушечными. Пустяшными. Теперь Морри знал: существует могущественная сила, невероятно могущественная, способная в считанные минуты стереть весь этот город. Последнее, конечно, ни к чему. Достаточно одной из боевых дружин верхом на железных зверях смерти, чтобы стать князем в этом городе. А князю значительно легче обрести власть и над иным миром, поскольку именно князь мажет кровью губы идолов. Дело за малым – подмять под себя волю тех, кто поставлен командовать дружиной. Так, как Морри уже проделал это несколько дней назад с бойцами «Национального возрождения». Младшие повинуются старшим, а старшие будут служить Морри. Но служить охотно, потому что Морри знает, что нужно воинам. Сытое брюхо, сладкое и хмельное питье, ласковые женщины – младшим. Власть, слава и гордость – старшим. И всем – карканье ворон, пирующих на трупах врагов. Морри даст все это воям, и вой одарят его своей преданностью. А преданность – тоже Пища, пусть и не такая сладкая, как истекающая Жизнь. Но будут и Жизни, сотни, тысячи Жизней впитает в себя Морри, когда падут пред ним другие города…
Морри-алчущий, опоенный сладостными мыслями Морри-разума, впал в подобие грезы, а Морри-разум решил узнать, что думает его союзник о плане вокняжиться в этом городе.
– Реально,– подумав, сказал Харлей. Наполеоновские планы нового приятеля его не удивили: Харлей не раз общался с теми, кто мыслит масштабами миллионов. И долларов, и людей.– Офицерам и тем жрать нечего,– заметил он.– А о солдатиках и речи нет.
Морри не очень понял, почему так. Если князь не заботится о воинах, если ему нечем кормить дружину, почему тогда дружина не уйдет к другому князю? Впрочем, это можно узнать позже. А сейчас такое положение только упрощает задачу. Но оставалось еще одно дело. И дело это следовало обговорить, пока Морри-алчущий наслаждается предвкушением будущего.
– Харлей,– сказал Морри.– Ты мне поможешь?
– Смотря чем,– дипломатично отозвался союзник.
Морри объяснил чем.
– Без проблем,– кивнул Харлей.– Сколько их?
– Если все соберутся вместе – семеро. Они опасны,– предупредил Морри.
– Что, крутая «крыша»?
Морри удивился, восстановил в памяти крышу Стежнева дома, решил, что крыша – обычная, и сказал:
– Нет. Но они очень сильны.
– Насколько? – поинтересовался его союзник.– Один – за десятерых? – и ухмыльнулся.
– Примерно.
– Без проблем. Поставлю на колесо полторы сотни мэнов. Давненько мы не веселились. Да еще за городом. Оттянемся в полный рост. Будь спок, Сатана, послезавтра притащим тебе всех семерых в красной обертке.
– Завтра,– сказал Морри.
– Нет,– Харлей мотнул головой.–
– Нет,– отрезал Морри.– Мне туда нельзя.– (Морри-алчущему это может не понравиться.) – Пусть будет послезавтра.
Глава двенадцатая
Ведун неподвижными глазами глядел на тощий огонек. К стенкам выпитой чащи пристали черные крошки. Неподалеку от избенки кому-то кричала сова.
Ведун глядел на огонек, но огонька не видел. А видел он зыбкую тропку, вьюном пробиравшуюся сквозь мертвую чащу…
Ведун бежал по тропе. Не быстро, но проворно. По-волчьи. Долго бежал. Покуда не скумекал: три века беги – не добежишь. Тогда остановился. Не сел, не прислонился к одному из обросших омелой стволов. Нельзя. Земля – мертвая. И деревья – мертвые. И омела – тоже мертвая. Страх пробил, как копье – утробу.
«Я – Бурый!»
Вспомнил – и враз почуял, как заворочалась внутри звериная налитая сила.
– Я – Бурый! – рявкнул он в голос и взрыл сапогом черную землю.
Чавкнуло. В ямке извивались белые короткие черви. И извиваясь, проворно вбуравливались вглубь. Прятались. А сама ямка быстро заполнялась коричневой жижей.
– А-а-а-р-р! – зарычал Бурый, встал на четвереньки и принялся рыть. Жирные гнилые комья падали за спиной, разбивались, черви расползались склизким шевелящимся ковром.
Яма углублялась. Быстро. А когда земля лопнула, Бурый увидел…
Елена оставила Стежневу «Ниву» на стоянке у Кириллова офиса, подняла руку. Первая же машина остановилась.
– Вам куда, девушки?
Елена кивнула Карине, и та назвала адрес. Поездка заняла минут десять, но Елена попросила водителя подождать еще пару минут, пока Карина вошла в подъезд, поднялась наверх, позвонила. Елена Генриховна следила за ней, ловила эмоции. Если что-то пойдет не так – всегда можно вмешаться. Не пришлось. Радостный всплеск, когда открылась дверь. Елена даже слегка позавидовала: ей бы так.
– Ну что, поехали? – не вытерпел водитель.
Елена Генриховна мазнула его ослепительным взглядом:
– Что?
Мужчина сглотнул слюну.
– Поедем или подождем? – проговорил он, выдавив из себя подобие улыбки.
Приятный мужчина, воспитанный и с чувством собственного достоинства. И пахнет приятно.
Елена Генриховна наклонилась вперед, потрепала его по затылку:
– Поедем, дружок. Пообедаем. Знаешь рядом ресторан поприличней? Или на Невский отправимся?
– Можно здесь.– Водитель еще раз сглотнул.– Я угощаю.
Елена Генриховна засмеялась:
– Договорились. Держи.– Она протянула ему сотенную.
– Не понял?
– Ты же нас подвез, верно?
Водитель подумал немного и сотенную взял.
– Меня зовут Дима,– сказал он.– А вас?
– Катя,– ответила Елена Генриховна, и водитель сразу заулыбался.
«Попала,– подумала она.– Бедный маленький… ослик».
Машина тронулась, Елена Генриховна откинулась на спинку, вздохнула.
«Я должна набраться сил,– сказала она сама себе, словно оправдываясь.– Времени почти не осталось…»