Слепой прыжок
Шрифт:
Настала очередь Заславского и Лемке мотать головами. Впрочем, из оцепенения Макс вышел довольно быстро. Он сильным рывком стащил квадрик с дороги, при помощи дистанционного пульта отогнал проходчиков и залез в Дурня. Танк фыркнул гидравликой и развернулся.
— Отто, Леон, отойдите от объекта, — раздался голос командира через наружный транслятор.
Лемке и Аскеров резво отскочили в сторону. На передней кромке брони у Дурня открылся орудийный порт, и наружу высунулся огнемет, похожий на тот, что применялся на дорожном строительстве, только в несколько раз мощнее. Следующие три минуты наполнили воздух запахом паленой растительности, ревом огнемета и матом Леона, которого слегка задело волной жара. Макс целенаправленно жег листву и побеги, стволы и ветки, короче говоря — все разнообразие растительного мира, представленное на «холме». Потом, видимо, решил, что костерок получился и так замечательный, и отогнал танк метров на двадцать. А еще через несколько секунд вылез наружу, скинув в танке шлем, и с сигаретой в зубах.
Отто подошел к командиру, смерил его взглядом сверху вниз и обратно и попросил сигарету. Макс протянул ему пачку. Лемке достал оттуда сигаретину, похлопал себя по скафандру, пробормотал «donnerwetter!» и пошел к «погребальному костру растительного многообразия», как обозвал зрелище Леон. Отломал какую-то ветку, прикурил от нее и вернулся обратно, встав у Макса за плечом.
Полыхало оно минут двадцать, не меньше. Обильно сдобренная горючей смесью, флора Светлой занялась не хуже поленьев в камине, да и горела с таким же веселым треском. Лемке и Заславский нервно курили, Леон мерил шагами расстояние от Дурня до квадрика, что-то бормоча себе под нос.
Макс периодически порывался подогнать обратно танк и обработать холм огнетушителями, но потом успокаивался. Проходчики одиноко кучковались около самой кромки огня и сиротливо жались друг к другу, грустно вращая параболическими антеннами…
…Это оказался действительно эсминец. Темно-серый, изрядно потрепанный, явно совершивший аварийную посадку, поскольку ни одной опоры выпущено не было, и даже огневые порты остались открытыми. А еще — очень старый. Такая модель производилась лет сто назад, во времена первых колониальных войн. Более того, это был классический «Усмиритель», очень известная (к сожалению — печально) серия. На борту корабля красовался личный его номер — 2ХХАВ17, что Лемке расшифровал как Второй флот, Двадцатая эскадра, Первое крыло, Второй фланг, семнадцатый по табелю. А потом, покопавшись в своей памяти, Отто добавил, что Второй флот — это германская группировка, а Двадцатая эскадра — это прибалты. Эстония, Латвия, Литва, Данциг. Экипаж подбирали по территориальному признаку, дабы уменьшить языковые барьеры и избежать внутренних напряженностей.
Долго ждать и размышлять форматировщики не стали и, добыв из танка инструменты, приступили к вскрытию «Усмирителя». Ведь раз уж нашли, раз уж все равно сообщать в Эствей Инк о том, что план предварительной колонизации полетел ко всем чертям, то надо хотя бы выяснить, чего ради. К этому мнению Аскеров и Лемке пришли одновременно, а Заславский не стал с ними спорить. Поскольку был полностью согласен.
Плазменный резак очень резво справился с массивным внешним люком «Усмирителя». А если быть предельно корректным — то люк просто наполовину расплавился под мощной струей разогнанного водорода. Макс, наблюдавший из-за плеча Леона за работой, довольно хмыкнул, глядя, как сплав толщиной почти в дециметр горит и шипит.
— Эх, вот я всегда говорю — что один человек сделал, другой всегда сломать сможет! — Командир не удержался от ехидного комментария. Леон, не поворачивая головы, посоветовал не говорить под руку, во избежание.
Внутри не горело даже аварийное освещение. Макс, Отто и Леон, пройдя шлюз, оказались в абсолютно темном коридоре и вынужденно включили ночные визоры на шлемах. Легче практически не стало, ибо ночью хоть звезды светят… А в брюхе эсминца было совсем темно. Именно что хоть глаз выколи.
Следующей идеей, пришедшей в голову всем троим одновременно, оказалось включение нашлемных фонарей. И буквально через мгновение как минимум один из троицы об этом пожалел — не готов был абсолютно мирный человек Леон увидеть прямо около шлюза беспорядочно разбросанные человеческие скелеты. А Отто вздохнул как будто даже облегченно — с его точки зрения, это было логично и многое объясняло…
В рубке корабля нашелся единственный работающий прибор — головной процессор системы жизнеобеспечения. Видимо, жажда жизни в создателях корабля была сильнее всего — ведь если верить отчету процессора, то не работало больше ничего, только он и три криогенных блока в медицинском отсеке. Форматировщики переглянулись. Первым молчание нарушил Отто, презрев субординацию:
— Командир, надо бы киберов… Криотанки отключить и к нам перенести… Если люди в них еще живы.
— Дело. Займись, — Макс коротко кивнул, как будто принимал парад на плацу.
Лемке переключил связь на другой диапазон, вызывая базу, и стали видны только его шевелящиеся губы в свете фонаря. Заславский оглянулся, увидел Леона, замершего около пульта бортинженера, негромко его окликнул. Аскеров тут же обернулся.
— Леон, давай с Отто в медотсек. Проследи, чтобы киберы не перестарались. А я попробую блок черного ящика найти, он или здесь должен быть, или в капитанской каюте.
— Скорее в каюте, командир. В рубке их перестали располагать после первых же боев в космосе, поскольку в рубку старался попасть каждый уважающий себя комендор, — Леон в очередной раз продемонстрировал свою подкованность в истории.
— Тем не менее может быть и здесь. Это же эстонцы строили, они же и летали. Могли и не успеть переделать конструкцию.
Аскеров так и не понял, была ли это очередная шутка Макса, или командир на самом деле так считал. Но переспрашивать не стал, просто кивнул и пошел за Отто. Заславский же остался в рубке, выхватывая фонарем все новые и новые подробности полувекового запустения.
Пыль, вечный спутник человечества, расположилась везде по-хозяйски, не давая форматировщику видеть что-либо, кроме своих покровов. Она изо всех сил старалась заявить, что людям на этом корабле больше не место, она здесь единственная и полноправная хозяйка. Макс стоял посреди рубки, взирая на пространство вокруг, и пытался понять, откуда стоит начинать поиски, ведь воистину королевские покровы пыли застилали все. А майор Заславский никогда не сталкивался с эсминцами серии «Усмиритель» и расположение постов и приборов в рубке представлял себе скорее интуитивно, резонно предполагая, что эсминец — всегда эсминец. Стало быть, вот эти три пилот-ложемента у переднего края рубки, сразу перед пультом — это места мастер-пилота, мастер-навигатора и мастер-комендора. Три слева — первый резерв, скорее всего. То есть, в терминологии ЕС — это места офицер-пилота, офицер-навигатора и офицер-комендора. А по-русски — вспомогательная вахта. Стало быть, если уповать на такое расположение, то справа должны быть посты мастер-энергетика, мастер-связиста и мастер-техника. У них резерва, то есть «вторых», в рубке не предусмотрено. Офицер-энергетик должен находиться в техзоне, офицер-связист — в рубке связи, а офицер-техник (или зам старшего механика) — во время вахты нигде определенно находиться не может, поскольку носится по всему кораблю…
А исходя все из той же логики расположения за спиной должен быть трап на второй ярус… Макс обернулся. Трап, как ему и было положено, спрятался за массивной колонной, которая на самом деле являлась кессоном-переходником между рубкой и коридором. Винтовой, видимо дань традиции, с крутыми ступенями. Вел, что характерно, как и положено порядочному трапу, на второй ярус рубки.
Заславский поднялся наверх. Логика расположения его явно не подвела. Наверху были два пилот-ложемента, перед каждым — свой собственный пульт. При этом одно из «рабочих мест» было расположено явственно выше другого. Места капитана и первого офицера, по-русски — старшего помощника. Макс улыбнулся, пробормотал себе под нос что-то вроде «раз-два-три-четыре-пять, я иду тебя искать» и, подойдя к пилот-ложементу капитана, совершенно беззастенчиво смахнул с его пульта слой пыли. Пыль, возмущенная до полной глубины своей пыльной души такой бесцеремонностью, вмиг решила оставить человека наедине с железом и разлетелась вокруг, медленно оседая.