Слепой в зоне
Шрифт:
Солнце припекало, воздух уже нагрелся, дрожа прозрачным маревом над недавно положенным, еще черным, а не серым, как обычно в городе, асфальтом.
«Даже воздух тут, и тот чище… если ветер дует со стороны кольцевой…»
Надзиратель свернул за угол и тут же увидел серебристый джип с тонированными стеклами. "Принесла нелегкая, – подосадовал тюремщик, но тут же почти с нежностью вспомнил о деньгах, полученных им от жены Шанкурова. – А дел-то всего было… Взял у бабы телефонную трубку, передал в камеру, забрал, вернул бабе.
Зато теперь
Окажешься под подозрением и черта с два выкарабкаешься, превратишься из надзирателя .в обитателя камеры". Но денег человеку никогда не бывает достаточно. И хоть финансовые проблемы надзирателя оказались решенными на ближайшие полгода, он не отказался бы получить еще, к тому же так быстро и за такую в общем-то несложную и нерисковую работу. Надзиратель, не поворачивая головы, скосил глаза и увидел в конце аллейки запущенного сквера женщину – Анжелику Шанкурову. Она чуть заметно улыбнулась ему и рукой поманила к себе.
Вновь запахло деньгами.
Надзиратель оглянулся: никого. Можно было свернуть в сквер на пару минут.
На сухой земле лежали прошлогодние листья – серые, истлевшие. В них еще были заметны тонкие прожилки, и листья казались надзирателю обрывками грязных кружев.
– Доброе утро, – сухо поздоровалась Анжелика, явно недовольная тем, что надзиратель подошел к ней не так быстро, как бы ей хотелось.
– Доброе утро, – в тон ответил он, – Какие-нибудь проблемы?
– У вас их не возникает?
– Смотря что считать проблемами, – усмехнулся надзиратель.
.
– Понимаю, потратить деньги – тоже проблема.
– Я не хотел подходить к вам, это опасно, – надзиратель решил набить себе цену.
– Это потому что в прошлый раз вас заметили? встревожилась Анжелика.
– Нет, но чуть было не дошло до этого.
Анжелика глубоко вздохнула с облегчением.
– Есть еще одна работка, – она улыбнулась своей обворожительной улыбкой.
Блестящие, накрашенные вишневой помадой губы кокетливо изогнулись. «Ты мне не улыбайся, – подумал надзиратель, – отдаться все равно не отдашься, а цену сбить не сумеешь. Сучка породистая».
– Если в тот раз все прошло хорошо, значит, пройдет и сейчас, – Анжелика .опустила руку в сумку и вытащила уже хорошо знакомую надзирателю трубку телефона. – Вот, – она протянула ее так, как протягивают попросившему за столом тарелку с хлебом, легко и непринужденно. – Да берите же.
– Теперь будет на двести баксов дороже, – предупредил надзиратель, не прикасаясь к трубке, ожидая исхода торга.
– Почему?
– Я с ребятами посоветовался, они сказали мне продешевил.
Первое замешательство у Анжелики прошло, она догадалась: ее пытаются обмануть – естественно, в таких делах никто
– Я думала, вы самостоятельный.
– На двести дороже.
– Цена твоей самостоятельности? – Анжелика перешла на «ты». Это уже был разговор хозяйки и наемного работника. Той, кто платит, с тем, кому платят.
– Не тяните время, кто-нибудь может нас увидеть.
– Если увидят ваши ребята, то ничего страшного не произойдет… Вы же с ними советуетесь?
– Вы будете платить?
Губы женщины вновь дрогнули в улыбке, но теперь немного хищной. Она произнесла, не скрывая презрения:
– Я забыла, сколько заплатила в тот раз. Вы не напомните?
По глазам женщины надзиратель видел: она прекрасно помнит сумму. Шанкурова не из тех, кто забывает, сколько платит, кому и за что. «Она хочет немного поиздеваться надо мной, хочет, чтобы я назвал большую сумму, не выдержав искушения».
И он объявил:
– Все удовольствие будет стоить штуку.
Анжелика склонила голову к плечу и поцокала языком.
– Только и дел-то – взять игрушку, дать ее мальчику за решеткой, чтобы он поговорил с мамой, а потом забрать и вернуть мне. Неужели ты хочешь сказать, что каждый твой шаг по этой земле стоит один бакс? Даже я себя так дорого не ценю.
– Я рискую, – напомнил надзиратель.
– Не сомневаюсь. Я тоже рискую, рискует мой муж. Но нам, в отличие от тебя, никто не платит. И, кстати, хочу напомнить: мне деньги тоже даром не достаются. Она замолчала, словно предоставляла надзирателю возможность уйти, так и не взяв с собой телефон. И тут он понял, что не может сдвинуться с места.
Искушение получить деньги за время разговора стало слишком велико. Он уже ощутил их своими, а услуга и впрямь была пустяковой, уж никак не на «штуку».
– Я думаю… – начал было он.
Но Анжелика оборвала его:
– Хорошо, пусть будет по-твоему: штука так штука. Я тоже люблю круглые числа, есть что-то привлекательное в том, когда произносишь сумму с тремя нолями. Но я не привыкла платить деньги зря. Я хотела бы не только услышать мужа, но и увидеть.
– Это невозможно.
– Почему?
– Окно его камеры выходит во внутренний двор.
– Я это знаю и без тебя, – нахмурилась Шанкурова, – но ты не хочешь мне сказать всего, что знаешь. Ты хочешь, чтобы я не была жадной, а сам жидишься сказать то, что не стоит ни копейки.
Некоторое время они смотрели в глаза друг другу, и надзиратель сообразил, что именно так раздражает его в этой женщине. Нет, не нахальство – нахальным он умел быть и сам, – его раздражает то, что оба они хищники, оба готовы наживаться на чужом горе. Но он сам – хищник мелкий, способный урывать лишь по кусочку, и то от чужой добычи, а она хоть и женщина, но хищница крупная. Разница между ними примерно такая же, как между котом и львицей. Вроде бы оба из семейства кошачьих, с одними повадками, но ему всегда придется довольствоваться малым, а ей – большим.