Слева по борту - рай
Шрифт:
– Марки доставляют нам и немало хлопот, - продолжает Оскар.
– После прихода почты каждому из нас, кто умеет писать, приходится порой целую неделю отвечать на письма. Но этому мы только рады. Переписка дает возможность рассказать людям о нашей маленькой колонии и о том образе жизни, какой мы для себя избрали.
Почтмейстер раздает поступившие письма. Он стоит на крыльце, обращенном в сторону площади, и выкрикивает:
– Десять писем из Советского Союза, все с международными купонами для ответа! Кто хочет ответить?
Вверх взлетает лес рук, и приходится тянуть жребий, кому в этом месяце выпадет обеспечивать пресс-информацию для Советского Союза. Далее следуют
Я отправляюсь домой вместе с одной из корреспонденток, несу для нее кипу писем. Это молодая девушка лет восемнадцати, из скромности она просит не упоминать ее имени, если я буду о ней писать.
– Я отвечаю на письма, потому что таким путем могу рассказать людям в других странах, что счастлива и живу хорошей жизнью, - рассказывает моя спутница.
– Но я никогда не подписываюсь своим именем, только пишу: "Дружеский привет от девушки с острова Питкерн, Южные моря".
– Сколько же человек получили письма от "молодой девушки с острова Питкерн"?
– По-моему, свыше двухсот пятидесяти. Я каждому пишу по-разному, иначе было бы неинтересно. В письмах я рассказываю о своей жизни и оставляю для себя копию письма, чтобы позднее можно было перечитать. Это все равно что вести дневник. Быть может, я немного эгоистична, но столько хочется рассказать!
– Тебе отвечают?
– Не очень часто. Но те, кто мне отвечает, узнают о моей жизни еще больше.
– Случалось, чтобы тебе предлагали руку и сердце?
– Кто, например?
– Твои читатели.
– Да, иногда приходят странные письма. Наверное, их пишут одинокие люди. Возможно, несчастные. На эти письма я тоже отвечаю.
– Ты никогда не уезжала с Питкерна. Чего ты ждешь от будущего на острове, с которого уезжает так много молодых мужчин?
– Я помогаю миссис Феррис, жене миссионера, ухаживать за грудными детьми. Мне хочется съездить на Новую Зеландию и выучиться на медицинскую сестру, но лишь затем, чтобы потом вернуться на Питкерн и провести на родине остаток жизни.
– А если ты не найдешь здесь себе мужа и твоим уделом будет лишь ухаживать за чужими детьми и писать письма филателистам то ту сторону океана?
– Почему вы, чужеземцы, так жестоки?
Не знаю, проявил ли я жестокость в отношении этой молодой девушки, задав свой вопрос. Но я решил дословно воспроизвести наш разговор, ибо он, по-моему, затрагивает одну из проблем, которые немногочисленная молодежь острова должна ясно сознавать, но которые она редко соглашается обсуждать. Условия, в которых живут здесь молодые люди, разительным образом отличаются от условий наших детей. Чтобы понять это, видимо, уместно вспомнить кровавую историю первых колонистов острова, которая продолжает влиять на умы их потомков и невольно занимает их мысли до сих пор.
2
К западу от Адамстауна возвышается голая скала с отвесными склонами. За многие тысячелетия ветер прогрыз в горной породе пещеру; сегодня глубина ее составляет семь метров, а ширина входа четыре метра. Из пещеры открывается вид на океан и на остров. Чтобы добраться до этого места, Лесу Крисчену, Моррису и мне приходится карабкаться по узким проходам.
Место получило название "пещеры Флетчера Крисчена", сам же он упоминал о ней как о "месте для раздумий". В те времена джунгли доходили до самого подножия скалы и пещера была крепостью, где горстка людей могла противостоять весьма сильному противнику. Крисчен часто отправлялся в "место для раздумий" и жил в уединении по нескольку недель кряду. В такие дни остальные колонисты по утрам видели, как он осматривает в подзорную трубу океан - не появится ли там парус.
Но пещера служила не только убежищем. Она была своеобразным "зданием парламента". Крисчену в то время было всего двадцать с небольшим лет. Его влияние на товарищей понемногу убывало, вместе с тем его по-прежнему уважали и продолжали называть "мистером Крисченом". После того как "Баунти" сожгли, Крисчен и его восемь товарищей провели в пещере совещание, на котором они поделили Питкерн на девять участков - по одному на каждого европейца. Что же касается шести полинезийцев, то было решено, что они будут работать на моряков как своего рода безземельные крестьяне. Среди современных жителей Питкерна не сохранилось преданий, содержащих хотя бы намек на то, что Флетчер Крисчен возражал против такого решения. В защиту его и остальных европейцев можно лишь сказать, что в конце восемнадцатого столетия подобное разделение людей по расовому признаку казалось само собой разумеющимся.
– Никто из нас, избравших этот остров своим домом, не может надеяться когда-либо его покинуть, - сказал Крисчен.
– Если мы и увидим корабль на горизонте, то можно не сомневаться, что он послан, дабы доставить нас в Англию, где нас ждут суд и виселица. Вот почему мы должны построить свои дома так, чтобы их не было видно с моря. Если же нас все-таки обнаружат и команда высадится на берег, мы укроемся в этой пещере и будем защищаться до последнего человека. Этой правде мы обязаны смотреть в глаза, ибо, только зная все, сможем строить свою дальнейшую жизнь.
Такова была предпосылка жизни колонистов на острове. Вскоре, однако возникла и другая, не менее важная проблема. Денег ни у кого не было, а труд ценился невысоко, и поскольку женщины были единственным, в чем люди испытывали недостаток, то их благосклонность и право общения с ними вскоре стали "твердой валютой" среди немногочисленных колонистов. У всех европейцев были вахины, тогда как шести полинезийцам приходилось делить между собой трех женщин. К тому же по прошествии года две женщины умерли, и Джон Адамс и Джон Уильямс остались вдовцами. Они созвали новое совещание в пещере и потребовали, чтобы им передали двух женщин из числа находившихся в распоряжения полинезийцев. Джон Уильямс был единственным кузнецом на острове, он мог, в числе прочего, изготовить патроны для мушкетов. По этой причине он пользовался большим влиянием среди мятежников и остальные не сочли возможным протестовать против его требования. На полинезийцев был оказан нажим, и дело решили таким образом: жена одного из них, по имени Туфаити (Нэнси), переедет к Уильямсу, а двое полинезийцев из Тубуаи, деливших между собой женщину по имени Тинафанаеа, передадут ее Джону Адамсу. Обе женщины будут жить у своих новых мужей, готовить им пищу, а раз в месяц в день, определенный мужьями, смогут, если захотят, посещать своих бывших мужей.
Но такой порядок вызвал среди колонистов настоящую бурю. Шестеро мужчин-полинезийцев, по сути дела, имели в своем распоряжении лишь одну жену - молодую девушку по имени Марева, которая чувствовала себя ущербной по отношению к своим подругам, потому что у нее не было белого мужчины. Трое полинезийцев, Тараро, Оха и Титахити, жили в одной хижине с Маревой, и от них она узнала, что они вынашивают план убийства своих белых мучителей. Придя в гости к своим подругам, Марева пропела им странную песню, в которой были такие слова: