Слеза дьявола (др. перевод)
Шрифт:
— И это несправедливо уже по отношению к нам. — Тимоти перешел почти на нытье. — Подумай, у нас сейчас по всему городу работают агенты, которым давно положено быть дома со своими семьями. Ведь праздник же. Я весь день разносил по кабинетам факсы… — Он осекся, сообразив, что проболтался о своем истинном положении в табели о рангах ФБР.
Поэтому Филипс быстро продолжал:
— Я и не говорю, что сам так думаю. Я просто рассказал тебе, как это может выглядеть в эфире. Мразь продолжает убивать. И мое руководство жаждет найти козлов отпущения.
— Даже не знаю…
— Так есть что-то
— Так вот что ты имел в виду под альтернативой?
— Я говорил об альтернативе?
— Да, говорил чуть раньше… А как насчет полиции округа? Может, свалить все неудачи на них?
Интересно, подумал Филипс, сколько бы заплатил Уэнди Джеффрис за очернение полицейского управления, которое в конечном итоге было подотчетно именно мэру.
— Нет, этот вариант мне не подходит. Думай. Есть еще мысли?
Тимоти надолго погрузился в раздумья. Потом расплылся в улыбке.
— Постой-ка, кажется, у меня есть идея.
— Надеюсь, это хорошая идея? — спросил Филипс.
— Слушай. Я как раз был в местном офисе ФБР. И подслушал кое-что странное… — Тимоти наморщил лоб и замолк.
Пришлось вмешаться телеведущему:
— Поразительно, но мне теперь самому кажется, что у них тут отличная мусака. Закажем себе по большой порции, а?
— Идет, — сказал Тимоти. — А идея… По-моему, она просто отличная!
III
Три ястреба
«Особенно важно обратить внимание на вариативность написанного. Следует тщательно изучить именно этот аспект документа. Сравнить повторяемость слов и фраз с их естественным порядком и выделить то, что выделяется из нормального и общепринятого построения предложения».
20
Тоже мне, столица всего Свободного Мира!
Сердце последней оставшейся на планете сверхдержавы.
А Кейдж едва не повредил ось своего казенного джипа «краун-виктория», угодив колесом в очередную яму на дороге.
— Проклятый город! — в сердцах процедил он.
— Осторожнее! — прикрикнул на него Паркер, кивком указывая на два куска стекла, тщательно завернутые и лежавшие у него на коленях, как новорожденный младенец. Он успел кратко осмотреть обрывки страниц, но они были так сильно повреждены, что разобрать на них третью и четвертую цели преступников он пока так и не смог. Оставалось надеяться на лабораторный анализ.
Их автомобиль полз по неровной мостовой мимо фонарных столбов, в которых уже месяцами не горели лампы, мимо нелепо торчащих там и сям шестов, на которых когда-то крепились знаки и указатели — теперь уже давно разворованные.
Рытвина на рытвине.
— Сам не понимаю, почему до сих пор живу здесь, — пожал плечами Кейдж.
В сопровождении Паркера и доктора Эванса старший агент спешил теперь как можно быстрее вырваться из полутемных кварталов окраины и добраться до штаб-квартиры Бюро.
— А если пойдет снег, нам вообще п…ц! — добавил он, не стесняясь в выражениях.
С уборкой снега в Вашингтоне никогда не умели справляться, а случись метель, она серьезно затруднила бы действия команды Джерри Бейкера, даже если бы удалось установить место следующего нападения Диггера.
Эванс говорил по сотовому телефону с кем-то из членов своей семьи. Сначала, судя по сюсюканью, могло показаться, что он общается с ребенком, но по содержанию разговора скоро стало ясно — на другом аппарате его жена. Паркера поразило, что серьезный психотерапевт способен в таком тоне говорить с другим взрослым человеком. Но потом он отругал сам себя: «Кто ты такой, чтобы судить других! Вспомни — когда Джоан напивалась или просто впадала в депрессию, ты и сам увещевал ее так, словно ей едва исполнилось десять».
Кейдж выудил из кармана свой мобильник и набрал номер больницы. Справился о состоянии здоровья Тоби Геллера. Потом дал отбой и сообщил:
— Вот везунчик! Наглотался дыма и вывихнул палец на ноге, когда выпрыгивал из окна. А так — ничего серьезного. Они продержат его у себя максимум одну ночь, но только предосторожности ради.
— Уж он-то определенно заслужил поощрения по службе, — заметил Паркер.
— О, он его получит. Об этом можешь не беспокоиться.
Паркера и самого периодически продолжал бить кашель. От резкого привкуса дыма во рту слегка подташнивало.
Они миновали еще несколько кварталов, когда Кейдж выдал многозначительно:
— Ну как?
— Что — ну как? — спросил Паркер.
— Разве все не как в старые добрые времена? — Агент с довольным видом хлопнул ладонями по рулевому колесу.
Паркер ничего не ответил, а лишь снова поправил верхнее стекло, прижимавшее края обугленной бумаги с записями.
Кейдж обогнал слишком медленно двигавшуюся перед ними машину. Немного помолчав, он спросил:
— Как у тебя на личном фронте? Встречаешься с кем-нибудь?
— Нет. Сейчас я один.
Прошло уже девять месяцев, отметил он про себя, с тех пор как он опять остался в полном одиночестве. Он скучал по Линн. На десять лет моложе его, хорошенькая, спортивная. Они прекрасно проводили время вместе — выходили на утренние пробежки, ужинали, порой уезжали на целый день в Миддлберг. Ему не хватало теперь ее жизнерадостности, чувства юмора (впервые попав к нему домой и увидев автограф Франклина Делано Рузвельта, она с абсолютно серьезной миной заявила: «О, я знаю, кто это. Он придумал мятные пастилки Франклина. У меня была целая коллекция оберток»). Однако, хотя ей уже исполнилось тридцать, Линн совершенно не испытывала тяги к материнству. Она прекрасно ладила с его детьми, когда речь шла о походе в музей или в кино, но он прекрасно видел, что на более тесную привязанность к ним Линн не способна. Более того, с течением времени она начала тяготиться их обществом все заметнее. Любовь в некотором смысле похожа на шутку, понял Паркер. И то и другое уместно, когда вовремя. Закончилось все тем, что они расстались, договорившись, что, быть может, через несколько лет, когда она будет готова принять на себя обязанности матери, они попытаются построить более прочные отношения. При этом, конечно же, оба прекрасно сознавали, что как любовники расстаются навсегда.