Слеза дьявола (др. перевод)
Шрифт:
— И мне показалось, что я его вижу, — продолжал мальчик. — Лодочника. И я… я испугался.
— Но ты же уже знаешь, что это всего-навсего кусты на заднем дворе? Мы завтра же от них избавимся.
— Но на этот раз я видел его в гараже.
Паркеру оставалось лишь досадовать на самого себя. Он поленился запереть ворота гаража, где громоздилось предостаточно всякого старого хлама, очертания которого можно было принять за фигуру проникшего в дом человека.
— Но ты же помнишь, что мы всегда делаем в таких случаях? — спросил Паркер сына.
Тот молчал.
— Помнишь, Робби?
— Да, я уже взял свой щит.
— Молодчина.
— Да, надел, — ответил мальчик.
— А свет?
— Мы включили его везде.
— Сколько лампочек?
— Все до единой, — отрапортовал Робби.
Как же тяжело было слышать голос своего сына… Но он знал теперь, что ему делать. Он оглядел лабораторию и лица всех этих людей, которые уже успели сегодня стать для него истинными товарищами по оружию. И все же подумал: собрав волю в кулак, можно оставить жену, любовницу и коллег. Но только не своего ребенка. Детей нельзя бросать ни при каких обстоятельствах. Только они действительно покоряют твое сердце навсегда и безвозвратно.
— Я сейчас же приеду домой. Ни о чем не беспокойся, — сказал он в трубку.
— Правда? — спросил мальчик.
— Примчусь на самой высокой скорости.
Он отключил телефон. Все смотрели на него, застыв на месте.
— Мне необходимо уехать, — обратился он к Кейджу. — Я вернусь, но сейчас я нужен дома.
— Могу я чем-нибудь помочь, — спросил Харди.
— Спасибо, Лен, но нет, — ответил Паркер.
— Бог ты мой! — воскликнул Кейдж, глядя на часы. — Мне жаль, что твой сынишка напуган, но…
Маргарет Лукас подняла руку, оборвав своего старшего товарища.
— Диггер никак не может знать о вашем существовании, — сказала она, — но я все же пошлю пару агентов дежурить у вашего дома.
Паркер подумал, что это всего лишь предисловие к просьбе остаться, но она добавила:
— Проблема с малышом? Тогда отправляйтесь домой. Успокойте его. Сколько бы времени вам на это ни понадобилось.
Паркер посмотрел ей в глаза. Думая про себя: «Уж не нащупал ли я ключ к лабиринту души агента по особым поручениям Лукас? Или это ложный маршрут, ведущий в тупик?»
Он хотел сказать ей спасибо, но внезапно ощутил, что любые слова благодарности, как и вообще любые произнесенные в такой момент слова, только нарушат хрупкий баланс, едва установившийся в их отношениях. Поэтому он просто кивнул в ответ и направился к двери.
Когда он удалился, единственным звуком в лаборатории остался хриплый голос Геллера, уговаривавшего свой компьютер:
— Давай, давай, давай же!
Так завсегдатай скачек, сделавший ставку на аутсайдера, понукает безнадежно отстающую на финише лошадь.
21
Пиксель за пикселем.
Они напряженно всматривались в то, как изображения букв сменяли друг друга на мониторе Тоби Геллера. Но пока все это не имело смысла.
Маргарет Лукас расхаживала по комнате, думая об анаграммах, думая о пепле. Думая о Паркере Кинкейде.
Добравшись до дома, как он станет успокаивать сына? Посадит к себе на колени? Начнет что-нибудь читать ему? Посмотрит вместе с ним телевизор? Интересно, он из тех отцов, которые не боятся всерьез обсуждать с детьми проблемы? Или ему проще отвлечь ребенка, заставить забыть о пережитом страхе? Привезти подарок, чтобы
Этого она знать не могла, но твердо знала другое — ей хотелось, чтобы Кинкейд скорее вернулся и снова стоял здесь, рядом с ней.
Впрочем, этого требовала только часть ее существа, в то время как другая желала, чтобы он больше не приезжал и навсегда остался спрятанным от нее в своей маленькой уютной пригородной крепости. Она могла бы…
«Нет, нет… Оставь эти мысли. Сосредоточься на работе!»
Лукас посмотрела теперь на миниатюрного доктора Эванса, который изучал записку вымогателя, потирая ладонью свою короткую бороденку. У него были бледного оттенка беспокойные глаза, и она подумала, что ни за что не обратилась бы к нему как пациентка к психотерапевту. Он налил себе еще кофе из термоса, а потом заявил:
— У меня есть кое-какие соображения по поводу преступника.
— Выкладывайте, — сказала Лукас.
— Прошу отнестись к моим мыслям как можно более критически, — продолжал доктор. — Чтобы быть во всем уверенным, мне понадобилось бы значительно больше информации и не меньше двух недель для ее анализа.
— Но мы только так сейчас и можем работать, — заметила Лукас. — Просто выдвигать любые идеи. Никто с вас не спросит слишком строго, если вы не правы.
— Исходя из известных нам фактов я считаю, что Диггер — это нечто вроде машины. Составить его психологический портрет совершенно невозможно. Его личность бессмысленно анализировать. Это как исследовать психологию винтовки или автомата. Но вот настоящий преступник, тот, кто лежит теперь в морге, — с ним все обстояло совершенно иначе. Вы слышали о методичных правонарушителях?
— Естественно, — ответила Лукас. — Одно из основных понятий криминальной психологии.
— Так вот, он был в высшей степени методичен.
Взгляд Лукас вновь упал на записку вымогателя, поскольку Эванс говорил о человеке, написавшем ее.
— Он все спланировал с невероятной точностью, — продолжал доктор. — Время, места. Он разбирался в человеческой природе как хороший циник. К примеру, он был уверен, что наш мэр согласится заплатить, хотя далеко не везде городские власти пошли бы на это. У него на любой случай существовал запасной вариант, план «Б». Достаточно упомянуть об огненной ловушке у него на квартире. И он нашел для себя превосходное орудие — Диггера, с виду обычное человеческое существо, но которое только и умеет, что убивать. Он поставил перед собой вроде бы неосуществимую цель, но скорее всего добился бы ее, не стань жертвой непредвиденной автомобильной аварии.
— У нас сумки с деньгами были нашпигованы датчиками, так что едва ли ему удалось бы уйти, — заметила Лукас.
— О, я почти уверен, что он заготовил какую-то хитрость, чтобы обойти и это препятствие, — возразил Эванс.
И Лукас поняла, что склонна согласиться с теоретиком.
Тот пустился в дальнейшие рассуждения:
— Теперь вспомним, что он потребовал двадцать миллионов. И был готов убить сотни людей, чтобы получить эти деньги. Он не принадлежал к числу преступников с непрерывно растущей мотивацией, но в данном случае действительно поднял ставки, потому что знал, более того, был твердо уверен, что преступление сойдет ему с рук. Он верил, что хорош в своем деле, но он и был хорош. Другими словами, его самоуверенность подкреплялась реальными талантами.