Слеза океана
Шрифт:
– Не пожалуешься ты Кольке, – внезапно зло выпалил он.
– Чего?! – разгневанно воскликнула Катя.
Ирина, игравшая в уголке, встрепенулась и с любопытством посмотрела на взрослых. Снова кричат. И мама недовольная. И дядя Вася не уходит, а мама же сказала, что бы он уходил?
– Нет больше Николая. Стропила была закреплена плохо, вот он….
Ирина видела, как побледнела, пошатнулась мама, а потом страшно, дико закричала….
Что произошло в тот роковой для их семьи день, девочка поняла значительно позже. К ним стали приходить какие-то
Катерина не замечала происходившего вокруг.
Ирина жалась по углам, кусая губы. До шестилетней девочки никому не было дела. Лишь иногда какие-то тетки прижимали её к своим потным телам и говорили почти всегда одну и ту же фразу:
– Сиротинушка ты наша…. Ну, ничего, ничего, всё образумится….
Приехала из Подмосковья бабушка. И именно она объяснила ребенку, что не придет больше папка с работы, не подкинет её под потолок, не поймает, смеясь, не защекотит колючими усами по её голенькому животику.
Ирина засунула указательный пальчик в рот и не поверила. Бабушка что-то перепутала. Она старенькая, вот и не поняла.
А тот дяденька в большом прямоугольном ящике, который они все, взрослые, называют гробом вовсе не её папка. Её папка был красивым, с лучшими в мире усами, а у этого лицо покрыто марлей. Фу….
Ирина ждала долго. Каждый вечер она с надеждой всматривалась в проём двери, уверенная, что та вот-вот откроется и войдет её любимый папка, что мама улыбнется при виде его высокой фигуры.
Дверь отворялась. Но в неё входили кто угодно, но только не Николай.
Однажды, прошло больше месяца с похорон Николай, Катя грубо схватила Ирину за руку и жестко сказала:
– Хватит. Нечего сутками пялится на дверь. Не трави душу. Без тебя тошно. Умер твой папа. Умер!!! Понимаешь, ты, бестолочь?! Да заплачь ты что ли! – и Катерина принялась трясти дочь за худенькие плечики.
А та, морщась от боли, пыталась вырваться из цепких рук матери. Внезапно Катя перестала трясти дочь, и с тихим плачем опустилась на пол, прижимая маленькое тельце дочери к себе.
– Ириночка, деточка ты моя…. Прости, прости меня…. Одна ты у меня осталась…. Никому тебя не отдам…. Никому, слышишь?!
И в тот момент, когда рыдающая мать прижимала её к себе, Ирина догадалась, что бабушка не соврала, сказала правду. Вцепившись пальчиками-палочками в черное платье матери, она отвернула голову от двери.
Постепенно их жизнь приходила в норму. Екатерина устроилась работать на швейную фабрику, Ирина пошла в школу. Но мужчины в их жизни не было.
За Катей пытались ухаживать, кто-то не навязчиво и робко, кто-то открыто и притязательно. Только для всех у неё был уготовлен один ответ: «Я занята. У меня нет времени. Мне дочь растить надо». И постепенно ухажеров поубавилось.
Ирина нехватку мужского общества компенсировала по-своему. Если раньше она и водилась с некоторыми девочками, то, пойдя в школу, она старательно исключала их из круга общения. Только мальчики. Для того, чтобы окончательно стать «своей» среди пацанов она научилась всех быстрее бегать в классе, отлично плавать и выбивать из рогатки десять из десяти. Если Катя и была в душе против такой дружбы дочери, то по первости молчала. А потом необходимость что-либо говорить пропала сама собой.
В их дворе появился Толька Окошев. Они переехали в Москву из небольшого городка Кузнецка, Пензенской области. Его отец, офицер НКВД пошел на повышение, получил в Москве однокомнатную квартиру, и как раз в соседнем доме с общежитием Ирины. Толька был старше Ирины на шесть лет, совсем взрослый мальчишка. И этому мальчишке совсем не понравилось, что с ребятами бегает девчонка.
– А что эта малявка здесь делает? – чинно спросил он и характерно сплюнул через щель в передних зубах. – Вы чё бабы, чтобы в своей компании девчонок держать, а?
Ирина попыталась возразить, но Толька быстро нагнулся и поднял с земли большой камень.
– А, ну, пшла отсюда, пока не вдарил! – пригрозил он.
Ирина собиралась ввязаться в драку. Ей не привыкать. Она посмотрела на своих вчерашних товарищей, ища поддержки, но те стояли, кто старательно ковырял носком кед рыхлую землю, кто открыто смеялся, а кто вообще шатался в стороне.
Ей дали понять, что она лишняя.
И она ушла.
В ту ночь Ирина вцепившись в подушку зубами, обиженно растирая слезы по неумытому лицу, пообещала вырасти потрясающей красавицей, всем на зависть, и влюбить в себя Тольку Окошева. Чтобы он пришёл к ней свататься, а она вот так же высмеяла бы его. Ирина заснула, представляя забавную картину, нарисованную детским воображением.
Если бы в те годы она могла предвидеть, к каким последствием приведет осуществление её глупой детской фантазии….
Но вскоре перекидной календарь остановил страничку на дате 22 июня 1941 года. И голос Левитана, врезавшийся в память миллионам советских граждан, объявил, что германские войска пересекли границу Советского Союза.
Началась война.
Никто не сомневался, что война долго не продлится, что советские войска с триумфом одержат быструю победу над фашистскими захватчиками. Мужчины уходили на фронт….
Мальчишки во дворе тоже собирались идти «громить проклятую немчуру», правда, перед этим им надо было немного подрасти.
Осенний вечер 43-го ничем не отличался от других таких же холодных вечеров. Ирина, кутаясь в старенькое пальтишко возвращалась домой. От голода кружилась голова. Ужасно хотелось есть. А есть было нечего. В их семье, как и во многих других поселился надежный квартирант – Голод.
Моросил дождь, и Ирина спешила скорее добраться до родного подъезда. Пусть в их комнатушке и отсутствовало отопление, но, по крайней мере, стены надежно укрывали от промозглого ветра, который захлестывал со всех сторон.