Слезы, летящие к небу
Шрифт:
Единственный признак и критерий настоящей любви – стремление к благу любимого, пускай даже ценой собственного комфорта и благополучия. А предельно возможной степенью такой любви Христос назвал способность пожертвовать самой жизнью ради тех, кого любишь: Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин 15:13).
Так, в фильме «Титаник» тема любви достигает максимального накала вовсе не в сентиментальных сценах свидания, а в счастливой улыбке уже мертвого героя Леонардо ди Каприо, погружающегося в ледяную бездну. Легкомысленный игрок и художник погибает ради спасения любимой девушки, и эта гибель для него радостна, он умирает абсолютно счастливым человеком.
Но здесь-то и возникает главный вопрос к христианскому пониманию любви и счастья: как же я буду
Наверное, проще всего было бы ответить, что личное наше бытие не уничтожается физической смертью, что после нее наша жизнь продолжится в иной, неведомой нам пока, форме… Жаль только, что проверить это утверждение экспериментальным путем невозможно, а принять его на веру способны далеко не все.
Но есть одна безусловная истина, о которой мы все стараемся поменьше думать, чтобы не расстраиваться и окончательно не утвердиться в мысли о том, что «нет в жизни счастья»: раньше или позже, но – неизбежно мы обречены на потерю всех земных радостей, которые делали нас счастливыми в этом мире.
Гастрит с холециститом вынудят гурмана и обжору питаться несладкой овсяной кашкой на воде; ценитель любовных утех когда-нибудь с ужасом обнаружит, что больше к ним не способен; красавица, всю жизнь любовавшаяся на свое отражение в зеркале, увидит однажды, что ее красота ушла… Даже самых любимых людей мы в конце концов потеряем, как ни прискорбно это сознавать. Наконец, придет время, когда у нас вообще ничего не останется из того, что делало нас хотя бы чуть-чуть счастливыми в жизни. Да и сама эта наша земная жизнь подойдет тогда к концу.
И вот здесь стоит, наверное, задуматься каждому: а смогу ли я оставаться счастливым или хотя бы надеяться на счастье в тот момент, когда смерть встанет совсем рядом и я буду чувствовать на себе ее холодное дыхание?
Что тогда мы увидим там, впереди, сквозь заиндевевшее стекло нашей угасающей жизни?
Семь недель без наркоза
В последние годы у нас, в России, стало модным поститься. Великий Пост теперь соблюдают не только православные христиане, но и люди, весьма далекие от Церкви. Вместе с христианами они на семь недель ограничивают себя в употреблении определенных видов пищи, добросовестно соблюдают пост в гастрономической его части, но при этом не посещают богослужения, не молятся и не участвуют в Таинствах. Мотивы такого поведения понятны – нецерковные люди считают, что пост полезен для здоровья, и воспринимают его как некоторую разновидность диеты. С этим трудно не согласиться. Действительно, отказ от пищи животного происхождения помогает сбросить лишний вес, нормализует работу органов пищеварения, снижает уровень холестерина в крови… Все это так, поэтому постятся сегодня многие. О начале Великого Поста сообщают дикторы новостных радио-и телепрограмм, в ресторанах и кафе появляются специальные «постные» меню, а газеты и журналы публикуют разнообразные рецепты постных блюд.
Ничего предосудительного здесь, конечно, нет. Очень хорошо, что наш народ осознал наконец благотворность диетического питания и не уподобляется в этом вопросе гоголевскому Собакевичу, мечтавшему повесить на своих воротах немца, придумавшего диету.
С неверующими людьми все ясно – они заботятся о своем здоровье.
Но для чего постятся сами православные? Должен же быть в отказе христиан от мяса и молока какой-то особый, религиозный смысл. Да и многие нецерковные люди, быть может, неосознанно, но все же чувствуют, что пост – не только диета. Может быть, Богу не угодно, чтобы люди ели эти продукты, потому что они содержат в себе нечто, оскверняющее человека? Ведь и другие вероучения в той или иной степени предполагают отказ от мяса. Иудаизм запрещает есть мясо целого ряда животных, к примеру – свинину. В исламе уже не только употребление в пищу – даже случайное прикосновение правоверного к свинье является грехом. А религия кришнаитов вообще предполагает категорический отказ от мясных продуктов, приверженцы этого учения считают, что никакое животное не может служить пищей для человека.
И если православные христиане отказываются от животной пищи не навсегда, а лишь на время, то, может быть, их пост менее угоден Богу, может, стоит поститься как-то более радикально, например, по-кришнаитски?
Немного о животных
Иногда одно и то же явление может иметь совершенно разные причины. И для того, чтобы дать верную оценку различным видам воздержания от мясной пищи в разных религиозных традициях, необходимо сначала выяснить – что же именно является побудительными мотивами такого воздержания?
Почему кришнаиты не едят мяса? Традиционное объяснение подразумевает, что во всех ведических религиях жизнь любого животного считается неприкосновенной, и даже смерть таракана, случайно раздавленного в темноте тапком, монахи-джайны, например, переживают как непреднамеренное убийство живого существа. Но причина такой щепетильности вовсе не сентиментальной любви к братьям нашим меньшим.
Дело в том, что в религиях индуистского толка существует учение о реинкарнации, суть которого довольно точно сформулировал когда-то Владимир Высоцкий:
Так кто есть кто? Так кто был кем? – мы никогда не знаем,
«Кто был ничем, тот станет всем» – задумайся о том!
Быть может, тот облезлый кот был раньше – негодяем,
А этот милый человек был раньше – добрым псом.
Кришнаиты верят, что после смерти одного тела человек продолжает существование, переселившись в другое. Причем, не обязательно в человеческое: тот, кто жил неправедно, может получить новое воплощение в теле животного, насекомого или рыбы. Священные тексты вайшнавов прямо говорят, что: «…Питающийся плотью существ, рождается в животной форме жизни, где его и поедают те, кого он съел». С такими взглядами на фауну кришнаит, естественно, не может употреблять в пищу продукты животного происхождения. Вот только любовь к животным здесь совершенно не при чем.
Лишь в христианском мире могла появиться оптимистическая поговорка «Бог не выдаст – свинья не съест». А по религиозным представлениям кришнаитов, свинья неизбежно съедает в будущей жизни всех любителей жареной свининки. И даже сам Кришна не может ей в этом помешать.
В иудаизме и исламе причина отказа от некоторых видов мяса совсем иная: гнушаясь есть свинину или зайчатину, мусульмане и иудеи предполагают, что Бог создал животных, разделив их на «чистых» и «нечистых». Следовательно, тот, кто ест «нечистое» мясо – сам становится нечистым перед Богом. Такое мировоззрение имеет свои корни в особенностях их интерпретации Библейского текста, где действительно присутствует разделение животных на «чистых» и «нечистых». Ислам и иудаизм трактуют эти места Священного Писания буквально.
Христианство, же, напротив, усматривает в таком разделении всего лишь педагогический смысл. По словам святителя Фотия, Патриарха Константинопольского, …чистое стало отделяться от нечистого не с начала мироздания, но получило это различие из-за некоторых обстоятельств. Ибо поскольку египтяне, у которых израильское племя было в услужении, многим животным воздавали божеские почести и дурно пользовались ими, которые были весьма хороши, Моисей, чтобы и народ израильский не был увлечен к этому скверному употреблению и не приписал бессловесным божеское почитание, в законодательстве справедливо назвал их нечистыми – не потому, что нечистота была присуща им от создания, ни в коем случае, или нечистое было в их природе, но поскольку египетское племя пользовалось ими не чисто, но весьма скверно и нечестиво. А если что-то из обожествляемого египтянами Моисей отнес к чину чистых, как быка и козла, то этим он не сделал ничего несогласного с настоящим рассуждением или с собственными целями. Назвав что-то из боготворимого ими мерзостью, а другое предав закланию и кровопролитию и убийству, он равным образом оградил израильтян от служения им и возникающего отсюда вреда – ведь ни мерзкое, ни забиваемое и подлежащее закланию не могло считаться богом у тех, кто так к нему относился.