Слёзы Лимба
Шрифт:
Но вкус приготовленных блюд был Эрвану не знаком, пробовать их категорически запрещалось, а перерывы на еду очень часто приходилось отменять из-за большого потока людей. Их забегаловка располагалась в промышленном районе, поэтому ближе к вечеру толпа клиентов, покинувших свои заводские станки, была бесчисленной. В такие моменты Эрван разбавлял свои блюда собственной кровью, ибо приходилось готовить сразу несколько заказов, а глаза просто не поспевали за ножом, который с бешеной скоростью нарезал овощи.
— Мне всегда было интересно, какова твоя кровь на вкус, — часто шутил Джордж, замечая, как Эрван наскоро вытирал свои окровавленные пальцы полотенцем. — Но клиенты пока не жалуются,
— Остроумия у тебя хоть отбавляй, — смущенно улыбался ему Эрван, стараясь говорить с английским акцентом, что у него уже получалось весьма неплохо и не вызывало трудностей. Джордж старался каждый день перед сном тренировать своего друга языку, чтобы тот чувствовал себя в английском обществе не так скованно и более открыто. Эрван обладал хорошим словарным запасом, но его немецкий акцент вызывал у Джорджа дрожь и легкое отвращение. Поэтому Эрван старался как можно скорее избавиться от этой «вредной» привычки.
— Не жалеешь о том, что случилось в тот день? Скучаешь по семье? — иногда спрашивал его ночью Джордж.
— Нет, не жалею, — с улыбкой шептал Эрван сквозь сон. — Мне нравится моя жизнь.
Они жили в маленькой тесной комнатушке, которую снимали за небольшие деньги у одной старушки. В первое время они спали где придется: то под мостом, то в уютном парке, то в сыром темном переулке на мешках из-под муки, забытых водителем грузовика. Но вскоре их будущая хозяйка комнаты зашла к ним в кафе выпить коньяка и, делая заказ, разговорилась с ребятами. Тогда посетителей практически не было: в эти часы шествовал по городу разгар рабочего дня. Поэтому пожилая женщина позволила себе заговорить с молодыми людьми, которые, как она сама сказала тогда, очаровали ее своим добрым милым лицом. Когда та узнала, что у них нет постоянного жилья, то, хитро улыбнувшись, оставила на салфетке адрес своей маленькой, как она выразилась, гостиницы, и быстро удалилась. Джордж долго мыслить не стал и этим же вечером с поклоном наведался к этой добродушной госпоже. Та молчаливо показала ему чистую тесноватую комнатушку и назвала довольно небольшую сумму, на что молодой человек сразу же согласился. Разумеется, такой суммы у него не было, но, незаметно взяв нужное количество денег из кассы, поздравил Эрвана с новосельем.
Над обстановкой своего жилья юноши долго не думали. В комнате уже располагались две узкие кроватки. Ночью парни клали на них свои старые потрепанные сюртуки, украденные когда-то у зазевавшихся английских господ, под голову — выцветшие слегка шершавые кепки, но если было холодно, то приходилось выпрашивать у хозяйки «гостиницы» шерстяное одеяло, которое та любезно им давала на ночь, но утром без предупреждения забирала, словно ей нравилось, когда съемщики у нее попрошайничают.
Казалось, что жизнь наладилась, что все самое плохое позади: появилась постоянная работа, более-менее приличное жилье, где можно и поспать в тепле, и начисто помыться в душе с горячей водой. Но какое-то беспокойство, некое чувство вины не покидало их.
Однажды юноши, найдя свободный денек, когда закончилась их смена на кухне, выбрались загород, остановившись в довольно милом местечке рядом с одиноким озером на окраине густого леса, согревавшего глаза своими темными зелеными оттенками. Было слегка пасмурно, но даже такая погода не могла испортить этот выходной летний день. Добравшись сюда на мотоцикле, который им одолжил один их знакомый по кухне, друзья расположились прямо на берегу водоема, вдыхая приятный запах цветущей воды и зелени, отчего слегка закружилась голова после грязного городского воздуха.
— Была бы моя воля, я бы никогда отсюда не уходил, — мечтательно прошептал Джордж, лежа на мягкой траве
— Говорят, здесь неподалеку находится кладбище солдатов. Мне интересно, что было бы, если бы я оказался там? Каким бы меня помнили?
— Ты не должен думать об этом, — с легким недовольством взглянул на него Джордж, подперев голову рукой. — Иногда, чтобы выжить, нужно переступить через закон и самого себя.
— Но стоит ли это того?
— Ты о чем? — нахмурил брови Джордж, не понимая, что Эрван имеет ввиду.
— Достойна ли наша новая жизнь таких жертв? Ты взгляни на нас! Кто мы? Нас не знают, нас не помнят.
— Имела ли эта война смысл? Мы должны жить дальше.
— Ради чего? Я шел на фронт, так как знал, что, вернувшись, женюсь на своей возлюбленной Кэтрин… Она была прекрасной, как это место… Но в прошлом году мне пришло письмо от ее матери, в котором говорилось, что Кэтрин скончалась от чахотки, так и не дожив до своего восемнадцатилетия. В тот момент я… просто не знал, как мне жить дальше. Меня больше не ждали дома. Отец меня ненавидел, мать даже ни разу мне не написала за все время, что длилась война. Мне некуда было идти. Никто меня больше не ждал. И я мечтал о смерти на фронте, воспринимал это как должное. Смерть освободила бы меня от всех сомнений и несбывшихся надежд. Мне не хотелось начинать новую жизнь…
— Но сейчас… Когда ты стал другим человеком… Когда ты Эрван Джефф…
— Я не знаю… Зачем ты спас меня?
Джордж испуганно сел напротив него, с болью в глазах смотря на поникшего друга.
— Я не мог бросить того, кто нуждался в помощи. Я видел в твоих глазах жизнь, видел в тебе силу, цели, ты был на краю пропасти, на волоске от смерти, но так или иначе продолжал бороться, терпел боль, разрывающую тебя на части. И после всего этого… ты смеешь сомневаться в чем-то?
Эрван промолчал. По нему было видно, что слова Джорджа заставили его над чем-то задуматься, что-то пересмотреть в своем мнении, но вряд ли это могло что-то изменить в его сознании. Эрван начал сомневаться в принятом ими решении, что-то продолжало терзать его изнутри, что-то не давало ему покоя. Вряд ли это умершая девушка, вряд ли это тоска по семье, было что-то иное, Джордж прекрасно понимал это, но не мог разглядеть, что же заставляло Эрвана так говорить…
— Возможно, я в тот момент думал только о своей шкуре, — неожиданно произнес Джордж, садясь поближе к другу и заглядывая в его выразительные серые глаза, смотрящие куда-то вдаль озера. — Боялся, что если узнают, что я выжил, то отправят под трибунал, наложат на мое имя вечный позор. Мне было страшно. По-настоящему страшно. Такого ужаса я даже не испытывал на поле боя, ведь там у меня была надежда выбраться из этого кошмара живым, а из-под суда меня бы ничто не вытащило…
— Но почему я? Почему ты дал мне чужую бляху?
— Что-то подсказывало мне, что так будет лучше. Но… я чувствую себя таким трусом… Таким ничтожеством… Я испугался за свою задницу… Я поступил подло, — невольно Джордж уткнулся своим мокрым от подступивших слез носом в грудь своего друга и дал волю вырвавшимся из заточения эмоциям.
— Но ты искупил свою вину, — едва слышно прошептал Эрван. — Ты принес меня в госпиталь, проделав путь в пять километров. Это многого стоит.
— Но сейчас ты говоришь, что я сделал это зря.
— Время залечит наши раны. И скоро мы узнаем цену нашего поступка. Но сейчас… идем купаться, иначе ты заслюнявишь всю мою рубашку, — Эрван резко повеселел и осторожно отстранил от себя друга.