Слёзы Марии-Антуанетты
Шрифт:
— Посмотрите! — сказала она. — Я обратила внимание, что эту штуку прилепили к бюсту позднее.
Три головы склонились одновременно: внутри подвеска оказалась полой. Полина подняла что-то, завернутое в кусочек ткани.
— Вот! — удовлетворенно сказала она, и на ее ладони засверкала «слеза» Марии-Антуанетты. — Полагаю, с этой безделушкой и с ее парой, реквизированной у леди Кроуфорд, будущее Каролин обеспечено…
ЭПИЛОГ
В этот вечер на Вандомской площади царило большое оживление.
Освещенный прожекторами огромный антикварный магазин Жиля Вобрена сверкал блеском тысячи хрустальных люстр и канделябров.
106
Nec plus ultra — самые лучшие, вершина ( лат.).
Гости принадлежали к избранной публике тщательно отобранных знаменитостей. На улице, за металлическими барьерами и рядами охранников, толпился народ попроще. Повсюду звучали имена тех, кто проходил по красному ковру, неизменный интерес вызывали вечерние платья, драгоценности. Вспышки репортеров сверкали, как молнии. Иногда из дверей доносились аплодисменты, а в самом магазине искусствоведы, дипломаты, кинозвезды и светила светских салонов собирались небольшими группами вокруг белоснежных скульптур, установленных на черных мраморных постаментах, фоном для них служили великолепные старинные гобелены. На вечере присутствовали как американское представительство во главе с послом, так и политический бомонд вкупе с обитателями Сен-Жермен [107] . Организационный комитет «Магии королевы» явился в полном составе. Точнее, почти в полном. Не было, естественно, Кроуфордов: останки лорда Квентина были обнаружены в его сгоревшем доме, а Леонора находилась в тюрьме. Отсутствовал также профессор Понан-Сен-Жермен, которого едва не хватил удар, когда полиция сообщила ему, какую роль сыграли его дорогие «молодые люди» в версальском деле. Впрочем, он должен был оправиться. После краткого перерыва выставка в Трианоне — на сей раз со всеми недостающими экспонатами! — вновь с успехом открылась, чтобы завершиться только 14 июля.
107
Сен-Жермен — самый фешенебельный район в XVIII—XIX вв. Сегодня — самая дорогая часть Парижа.
Вобрен, стоявший рядом с художницей, чьи скульптуры своими чистыми линиями напоминали лучшие образцы великого кикладского искусства [108] , надувался от гордости. Этот вечер был его триумфом, и он не скрывал своей радости, принимая гостей, кланяясь им и представляя их друг другу.
В нескольких шагах от них леди Мендл давала свои оценки всем прибывающим, а Альдо задумчиво курил, не сводя глаз с Полины. В изысканном одеянии от Гре [109] из белоснежного крепа, с алмазными серьгами, браслетами и заколками, она походила на греческую богиню, спустившуюся с Олимпа, чтобы пройтись по улице де ла Пэ и вобрать в себя блеск ее огней… Морозини смотрел, как она улыбается всем этим людям, благодарит за комплименты, протягивает руку для поцелуя, а порой подставляет и щеку, и ему казалось, что дистанция, обозначившаяся между ними, завтра, быть может, станет бесконечностью. Это был его последний день в Париже перед возвращением в Венецию, и, несмотря на сердечное отношение к нему леди Мендл, он чувствовал себя одиноким. Тетушка Амели готовилась к отъезду на лечение в Виши и отклонила приглашение Вобрена — слишком утомительно для ее возраста! План-Крепен осталась с ней. Что до Адальбера, он порхал по выставке, отдавая явное предпочтение самым красивым женщинам.
108
Киклады — архипелаг в южной части Эгейского моря, где развилась уникальная цивилизация. Расцвет кикладского искусства относится к III тысячелетию до Р.Х.
109
Жермен Эмили Кребс (1903-1993) — одна из самых известных парижских кутюрье. В 1942 г. открыла дом моделей под именем «Мадам Гре». Особенно славилась драпированными платьями.
Внезапно Альдо показалось, что происходит нечто необычное. Разговоры стихли, все взгляды обратились к входной двери, Элси издала потрясенное восклицание. Жиль напрягся, шепнул что-то на ушко Полине и устремился навстречу той, что вошла и застыла на пороге, словно королева, созерцающая своих подданных. Лишь голова в короне золотисто-рыжих волос, прекрасные плечи и руки выделялись на фоне фантастического платья «шантильи» со шлейфом. Оно было черного цвета, прекрасно оттенявшего белизну кожи его владелицы. И ни единого украшения, кроме перстня с крупным бриллиантом на безымянном пальце. Изумительное видение небрежно поигрывало большим черным веером, а по залу катился восторженный шепот. Леди Мендл тихо произнесла:
— Боже, как она прекрасна! Кто это?
— Моя жена! Вы разрешите мне на секунду покинуть вас?
Альдо успел подойти к Лизе раньше, чем это сделал Вобрен.
«Чертовка Лиза! — с восхищением подумал он. — Вот что значит войти так, чтобы все заметили твое появление!»
Борясь с желанием обнять жену на глазах всей почтеннейшей публики, он просто взял ее руку и приложился губами к ладони — нежным и привычным для себя жестом.
— Наконец-то! — выдохнул он. — Ты приехала за мной?
Она ответила ему дерзкой улыбкой.
— Вовсе нет! Начинается Парижская неделя моды, и я хочу провести здесь несколько дней. Детей я поручила бабушке.
— Всех?
— Можно подумать, у нас их куча-мала! — смеясь, ответила она. — Да, всех… кроме одного — тебя! Стоит тебя оставить на пять минут, как ты порождаешь циклоны. Кстати, можешь вернуться домой, если хочешь, но я хочу развлечься! И подвинься, пожалуйста, дай мне поцеловаться с Жилем. Простите, что я пришла без приглашения, дорогой друг, — сказала она, повернувшись к антиквару, — но мне хотелось увидеть вас и познакомиться наконец с миссис Белмонт. Это давно пора было сделать, — заключила она с насмешливой улыбкой, адресованной мужу.
Под руку с Вобреном Лиза двинулась навстречу Полине.
— Иисус милосердный! — прошептал Адальбер, внезапно возникший рядом со своим другом. — Боюсь, как бы искры не полетели! Когда один бриллиант ударяется о другой…
— Ты путаешь бриллианты с кремнем, старина, это же благородные дамы.
Несмотря на свою самоуверенность, он ощущал некоторое беспокойство. Женщины, улыбаясь друг другу, обменялись несколькими словами, которые он не расслышал. И вдруг они, к полному его изумлению, обнялись.
— Ну и ну! — заметил Адальбер. — Положительно, я все меньше и меньше понимаю так называемый слабый пол!
— Ты просто начинаешь стареть… мы начинаем стареть, — с грустью поправил Альдо.
И он поспешно закурил сигарету.
Сен-Манде, декабрь 2005 года