Слезы на камнях
Шрифт:
– Но снега пустыни не смогли бы убить тебя!
– Я говорил тебе: если долго ждать смерть, она придет на твой зов.
– Ты хотел умереть…
– При чем здесь желание? Мне просто было незачем жить.
– А теперь? Теперь тебе есть зачем? – она вдруг испугалась, так сильно, что губы задрожали, на глаза набежали слезы. Ведь если Он скажет "нет", тогда, в то же самое мгновение, словно подчиняясь его воле, весь мир распадется, разбившись на множество осколков куска льда, которые некоторое время будут кружить
– Да, малыш. Теперь есть. Ради тебя. Спаситель в ответе за спасенного.
– Поэтому ты с тех пор постоянно помогаешь меня?
– Да. Я не могу иначе.
– Шамаш… – на миг она задумалась. – Ты говорил, что тогда, в снегах… Если бы караван не принял тебя…
– Меня бы не было.
– Значит, и мы… Мы тоже спасли тебя?
– Да.
– И, выходит, мы тоже за тебя в ответе?
– Нет.
– Но почему? Потому что тебе так хочется?
– Это закон иного мира. Ему подчиняюсь лишь я, не вы.
– А если…
– Здесь не может быть никакого "если",-остановил ее Шамаш. – Это так и никак иначе – вот и все.
– И, все же…
– Пойми, малыш: все то, что случилось потом, было следствием моего поступка.
– Но если бы я не убежала… Шамаш, ты говорил, что видел множество будущих, изменяя судьбу, а это, самое первое, тоже?
– Да.
– И что бы случилось, если бы ничего не произошло?
– Тебя бы не было.
– И тебя?
– И меня, – признал небожитель с тем спокойствием, будто речь шла о какой-то безделице, а не жизни и смерти.
Хотя… Заглянув ему в глаза, Мати задумалась. Ведь все взрослые ведут себя так же, веря, что если что-то суждено, то это произойдет вне зависимости от наших мыслей, слов или поступков. Но ведь Шамаш был, должен был быть другим, не таким как все – великий бог, наделенный даром изменять судьбы.
– А остальные? – сама не зная почему, продолжала расспросы Мати. Может быть, ей просто хотелось, перешагнув через миг своей, пусть уже нереальной смерти, заглянуть на шаг дальше, убедиться, что на этом все не закончится, что и дальше что-то будет.
– Караван бы шел своей тропой, жил так же, как и прежде, борясь за жизнь и смиряясь с неизбежностью смерти.
– Но ведь если бы не было тебя, никто бы не выжить! Как бы они перебрались через трещину без ледяного моста?
– Трещины бы не было.
– Как это?
– Она появилась, потому что тот, другой караван, встреченный в снегах, разбил лед.
– Но ведь мы… – Мати поморщилась, а затем с неохотой поправила себя, – они, – для нее было непривычно и неприятно говорить о своих словно о чужих, но сейчас каждое слово, даже самое маленькое, казалось ей важным, – все равно встретили бы тот караван.
– Да. Но твои спутники были бы потрепаны метелью и встречей с разбойниками. Им было бы нечем делиться. Возможно, они бы и отдали нескольких оленей, покупая у чужаков потерянные карты. Но уж точно ни на день, ни на час не разделили бы тропу.
– И если бы не я, никто бы не узнал, что в нашем караване снежные дети…
Бог солнца кивнул.
– Но… Но ведь на пути была бы еще и Керха…
– Караван подошел бы к ней многие дни спустя обряда. И миновал, ничего не заметив, продолжая жить своей жизнью, не заботясь о том, что осталось позади.
– И не было бы ни сада благих душ, ни сражения с Губителем…
– Ничего.
– Мне бы не понравилось так жить.
– Ты бы и не жила. А без тебя не было бы ничего из того, что есть теперь.
– Получается какой-то круг и я в его центре, – смешок сорвался с ее губ. Все услышанное казалось ей таким невероятным. Она и сама не заметила, как самая мрачная и противная явь стала превращаться в удивительную сказку.
– Да. Круг. Круг перемен.
– Круг перемен… – зачарованно повторила Мати, чувствуя, как душа затрепетала у нее в душе, как от прикосновения к чему-то воистину важному, чудесному.
– В мире все так или иначе связано. Второй шаг невозможен без первого, а последний без всех предшествовавших ему. Мир – тончайшая ткань, повреждение любой нити из которых уничтожит все. Чтобы этого не случилось, нужно взять иголку, подцепить нить и зашить ею, несущей, полотно.
– Ты говоришь как Лина, когда она штопает одежду.
– Это что-то меняет? – спросил Шамаш, глядя на нее с некоторой долей грусти во взоре. Ну вот и все. Разговор остался позади. Поле было вскопано, зерна брошены.
Дождь окропил его своей чистой солнечной водой, успокаивая нанесенную плугом боль. Оставалось только ждать, надеясь, что взойдет пшеница, а не плевелы.
– Нет, – она подобралась к нему поближе, свернулась рядом в клубок, положив голову, точно на подушку на его руку, как делала будучи маленькой девочкой. – Знаешь, о чем я сейчас думаю?
– О чем?
– Если у меня, как и моего отца есть этот дар – предвидение, пусть он проявляется во сне, не наяву. Во сне не так страшно заглянуть за грань, даже когда кажется, что за ней ничего нет. Во сне можно все изменить, сделать так, как хочется. А если не будет получаться – просто пожелать проснуться. Разобраться во всем, вновь заснуть и переделать…
– Так все и будет.
– Так? – она с некоторым недоверием взглянула на собеседника.
– Сон – твоя стихия. Там для тебя возможно самое невозможное.
– Ну, – ее губ тронула лукавая улыбка, – ты ведь научил меня, как управлять сном.
И пусть я не повелительница сновидений, как Матушка Метелица, но кое-что я могу.
– И, все же, будь осторожна во сне.
– Ты же сам только что сказал, что…
– Порою он правдив, а порой – обманчив. И не всякий способен увидеть разницу. Не случайно же в легендах два бога сновидений.