Слезы Рублевки
Шрифт:
Затем переодеваются парни. Это уже не так интересно, и Леонид проходит в комнату, где лежит его мачеха.
— Сатана с нею, — распоряжается он. — Вкалывай свою бяку, время…
Он внимательно следит за женщиной и, когда ее тело обмякает, возвращается к алтарю.
Начинается служба. Действительно, энергетика сегодня какая-то особенная. Ощущение, что здесь, в этой квартире, оставленной уехавшими на дачу родителями и превращенной на время в церковь сатаны, действительно сгустился дух Князя тьмы. Нестрашный сегодня. Даже благожелательный. Ожидающий. Или это сам Леонид ожидает главного?
Аудитория уже тоже на взводе. Ритмические движения под низкочастотный рок настраивают тела и души на встречу с Повелителем. Замогильным голосом произносящиеся призывы «Приди!» электризуют паству.
— Люцифер, господин тьмы! — восклицает первосвященник. — Услышь нас!.. Приди!
Его адепты, потихоньку ускоряя темп танца-молитвы, истово топчутся по кругу. Лишь на пентаграмму в центре никто не наступает. И вот, когда действо достигает накала, Леонид вздымает руки и кричит:
— Стойте! Я чувствую его! Он пришел!
Он опускается на колени. Вслед за ним то же делает его верная паства.
— Спасибо, отче! — пылко восклицает первосвященник. — Ты с нами. А мы с тобой! Мы приготовили для тебя жертву.
Он делает знак Питу и Сергею. Оставив остальных молиться, они удаляются в ту комнату, где находится Лариса.
— Раздеть ее! — распоряжается Леонид. Ах, этот сладкий миг полной власти! И над людьми, и над нею! От восторга у него едва не начинается эякуляция, когда парни в черном начинают расстегивать на мачехе блузку…
Та не сопротивляется. Воля ее подавлена, она, пожалуй, даже не осознает, что происходит. Лишь вялые, несинхронные движения рук показывают, что женщина все же воспринимает какую-то часть реальности. Наконец она обнажена полностью. Неуверенные попытки спасти хотя бы трусики решительно пресекаются слугами Люцифера. И Леонида.
Лобок у мачехи оказывается чисто выбрит… Женщину ставят на ноги.
— Лариса, — снова низким, тем же кладбищенским голосом произносит Леонид. — Слышишь ли ты меня? Слышишь! Ты слышишь!
Это не вопрос, это приказ. Мачеха обращает на пасынка мутный взгляд. Отклоняет голову назад. Затем кивает.
— Я повелитель твой! Я Князь тьмы! Ты — моя рабыня отныне!
Через несколько долгих секунд еще один кивок.
— На колени!
Она едва не падает. Фигуры в черном подхватывают ее.
— Ты — моя! — торжественно произносит Леонид. — Повтори!
Снова несколько тягостных секунд.
— Я… твоя… — глухо проговаривает коленопреклоненная женщина.
— Ведите ее за мной, — распоряжается первосвященник. — А там укладывайте звездой на пентаграмму.
Вход в большую комнату происходит торжественно. Приглушенный хард-рок звучит гимном исполнившейся воли.
Ларису укладывают в центр пентаграммы. Она рефлекторно пытается свести ноги, но их снова разводят по лучам перевернутой звезды. Лоно ее, гладкое и словно воспаленное, призывно светилось в мерцании свечей.
Леонид делает музыку громче.
— Люцифер, отец наш! — восклицает он. — Вот жертва тебе! Принимаешь ли ты ее?!
Несколько секунд тишины. Если не считать басового ритма из динамиков. И тут Леонида начинает колотить. Руки, ноги приходят в движение. Голова дергается и продолжает дергаться все быстрее и хаотичнее. Кажется, он сейчас упадет. Сдавленный крик проливается вместе со слюной из-под стиснутых зубов:
— Д-да-а-а-а-а…
Кто-то ахает. Какая-то из готок. Остальные смотрят во все глаза. В первосвященника, кажется, действительно входит бес: его все сильнее ломает и колотит. Он трясется в ускоряющемся ритме. И вдруг резко замирает. Вместе с последним аккордом музыки.
Глухой голос раздается из-под капюшона:
— Я беру ее…
Это не голос Леонида, а кажется, самого сатаны…
Первосвященник подходит к жертве. Опускается на колени между ее ногами. Накрывает ее полой своего балахона.
И через минуту впавшим в транс адептам видно лишь ритмическое дерганье черной сутаны и непроизвольные движения ног жертвы…
Нет, СОБР еще не ворвался в квартиру, когда они домчались до Песчаной. Задержали бойцов. Отчасти — из-за Серебрякова, который доложил, как и положено, о неожиданном звонке Натальи.
В результате головами правоохранителей был сделан — с их точки зрения, справедливый — вывод, что заложниц теперь не одна, а две. А потому потребовалось дополнительное время. Чтобы оценить новую ситуацию и вообще в целом подкорректировать план штурма. Или, что точнее, подождать такого развития событий, когда принятие любого дальнейшего решения будет иметь не персональный, а вынужденный характер.
Основной вопрос стоял так: надо ли вступать в переговоры — или эффективнее начать штурм внезапно. Расходились в оценке опасности. Похищение за выкуп — это одно, тут можно договариваться. Да, собственно, этого все и желали. Пускай уже бизнесмены рядятся между собой, как и за какую сумму они уладят свои разногласия. А слуги закона затем получат свою толику малую. С одного — за то, что выручили, с другого — за то, что… Ну, тоже выручили. Не посадили.
Такой вариант был всем хорош. За одним недостатком. Повязанный на попытке убийства — или чистом убийстве, ежели потерпевший скончается, что врачи почти обещали, — олигарх Владимирский начисто отрицает свое участие еще и в похищении человека. И незаконном лишении свободы. И, судя по опыту общения с олигархами, дальше его позиции будут только укрепляться, а признательные показания — становиться все более анемичными. Значит, тут дело тухлое. Потенциал договороспособности сторон — нулевой.
Остается похищение из мести. И тут все сложно. Вторая заложница, информатор второго бизнесмена, имя заказчика не назвала. Данные пока еще деморализованного банкира, что его жена о чем-то сговаривалась с начальником охраны, дают оперативную ориентировку — но ничего более. Даже если за похищением стоит Лариса Владимирская, то неясно, кого она наняла, с какой целью и на каких условиях. А потому не представлялось возможным узнать, как была сформулирована задача для похитителей на случай, если обнаружится, что их уже «ведут». Будут ли они готовы сдаться, чтобы не рисковать своими жизнями. Либо наняты отморозки, наркоманы, безбашенные подростки, которые будут сперва палить, а потом думать.