Слипперы
Шрифт:
– На подоконнике три горшка. Все с засохшими цветами. Шторы висят криво. Есть книжный шкаф. Но он тоже стоит странно. Боком. Журнальный стол перевернут. На нем стоят два кухонных стула. Петр Андреевич достал из кармана какое-то лекарство, таблетку какую-то. Сунул в рот.
Параманис выключил камеру.
– Хорошо, Галя. Спасибо. Можете вернуться.
Она как-то странно помотала головой. Дернулась телом. Застыла неподвижно. Потом вздохнула. Еще раз вздохнула и открыла глаза. Маргарита зааплодировала. Она видела, что я то и дело киваю, и поняла, что Галя описывала все верно. Остальные удивленно оглянулись на нее. Кроме меня и Параманиса.
– Ну что ж. Я все записал. Пойдемте посмотрим? – предложил Параманис.
– Все
– Все равно. Надо удостовериться своими глазами.
Он вышел в холл. Мы все гурьбой последовали за ним, как за экскурсоводом на экскурсии по музею. Так как дверь в описываемую комнату была закрыта, длинноволосый доктор наук культурно постучал, осторожно отворил ее и вошел. Мы – следом за ним.
– Петр Андреевич, эксперимент кончился. Все вроде прошло удачно, – приблизившись к дивану, проговорил Параманис.
Маргарита, Вера и Никанор оглядывали комнату, сравнивая услышанное и увиденное. Позади всех стояла Галя.
– Петр Андреевич, пора вставать, – повторил Параманис и подошел к дивану вплотную.
Я сглотнул. Даже с порога тело Полковника казалось неестественно неподвижным. У меня появилось нехорошее предчувствие.
– Все точно так, как описала Галя, – пробормотала Маргарита рядом со мной.
– Да, – подтвердила Вера.
Никанор промолчал.
Я шагнул в сторону дивана, не обращая на них внимания. Параманис наклонился к лежащему и потряс его за плечо.
– Петр Андреевич… Петя… Ну что ты…
Он замер в этой позе. Потом протянул руку и дотронулся до сонной артерии Полковника.
Затем Параманис выпрямился. И оглянулся в нашу сторону.
– Он мертв, – странно будничным тоном произнес наш шеф.
10
Вызванная скорая подтвердила, что Полковник умер. И поставила предварительный диагноз – обширный инфаркт. Потом приехала другая скорая и увезла тело на вскрытие. Или куда-то еще. Мы не спрашивали. С этой же машиной уехал Параманис, наказав нам не расходиться и ждать его возвращения. И мы впятером остались одни на нашей конспиративной квартире. Жаль, что я видел Полковника всего несколько раз в своей жизни. И жаль, что он заблокировал все мои попытки понять его. Если у меня на самом деле есть такой дар. Я так и не узнал, какое место занимал он в земной иерархии, то есть в своей конторе, и какое место ему было уготовано в иерархии небесной. При условии существования последней. Фактически я не знал о нем ничего, кроме того, что он привел меня в эту маленькую команду. И я не знал также, существует ли такая команда на самом деле, или это всего лишь сон Полковника. Или мой собственный сон. Или сон Веры, в котором мы играли отведенные нам роли. Сложная штука – жизнь, что там ни говори…
– У тебя было в твоем сне, что он умирает? – поинтересовался я у Веры, как только мы остались впятером.
Она испуганно взглянула на меня и помотала головой.
– Я же видела свой сон до половины, – напомнила она.
– А нельзя досмотреть вторую половину?
– Это делается не по заказу, Максим. – В ее голосе мне послышался упрек.
– А что ты видела еще в первой половине? – не отставал я.
– Все то, что уже произошло. Кроме этой смерти.
– Что же произошло такого? Что можно было увидеть?
– Нас всех собрали тут. И вы все доказали, что умеете кое-что, – довольно отстраненно ответила она.
Это было почти интервью. И по привычке, не специально, я сконцентрировался и попытался прощупать ее сознание. Ее энергетическую оболочку. Ауру. Одним словом, то, что было Верой. Может быть, потому, что это было не целенаправленно, не готовилось заранее и она ничего такого не ожидала, может, из-за странной смерти Полковника, но она была полностью открыта. И мне удалось нырнуть в нее сразу, без той подготовки, которая понадобилась в случае с Галиной. То, что я там увидел, изумило
– Как ты думаешь, почему он умер? – Голос ее был задумчивым и немного грустным.
– Странный вопрос. Обычно спрашивают, от чего умер. И ты слышала – умер он от инфаркта.
Она как-то странно на меня посмотрела:
– Я спрашивала не об этом. Ну да ладно. И что теперь будет?
– Понятия не имею.
– А что, если его убили? Те, против кого наша группа и создана.
– Ты знаешь их? Хотя бы одного? Вот и я не знаю. Так что твой вопрос повисает в воздухе. – Я закурил сигарету.
– Ты много куришь, – неодобрительно заметила она.
– Всего два дня. А до этого довольно долго не курил. Думал, что бросил. Насовсем.
– Значит, нервничаешь?
– А ты не нервничаешь?
Маргарита промолчала.
– Пойдем на кухню, – предложила она неожиданно, оглянувшись на остальных. – Я хочу есть. Когда я ем, я успокаиваюсь.
– А это удобно? Есть в такой обстановке?
– Для меня удобно. А ты как хочешь.
Она вздернула плечом и пошла к двери. Я последовал за ней, тоже оглянувшись. По-моему, никто не обратил внимания на наш уход. Галина сидела с отсутствующим видом.
Может, выйдя из своего тела, она сопровождала «скорую помощь». Вера стояла у закрытого окна и смотрела на дождь, Никанор что-то чертил ручкой на листе бумаги. Не думаю, что он опять представил себя главным бухгалтером в подчинении у Маргариты, но вид у него был в высшей степени сосредоточенный.
Когда я вошел на кухню, Маргарита уже открыла обе двери обоих холодильников и рассматривала их содержимое. Зрительная память у меня хорошая, и я помнил все, что там лежит.
– Если не хочешь готовить, вынь окорок, колбасу, сыр и масло.
Она обернулась, прошлась по мне ироничным взглядом и снова принялась за изучение внутренностей холодильников. Потом стала вынимать продукты, притом именно те и в той очередности, что назвал я. Но она не ограничилась этим. На кухонном столе появились также какие-то готовые салаты в полиэтиленовых баночках, которые я не заметил, и пакет сока. Потом она вынула из шкафа пластмассовые тарелки, пластмассовые же вилки, пластмассовые стаканы и большой кухонный нож. А из хлебницы батон белого хлеба. Я наблюдал за всеми ее действиями с большим интересом, потому что был голоден еще с утра. Когда она нарезала хлеб и стала делать один за другим бутерброды, а потом открыла одну из банок с салатом, я ощутил глубочайшую благодарность и трепетную любовь. Вот сейчас она позовет меня к столу, и тогда я… Честно говоря, я и сам не знал, что тогда сделаю. Но обязательно что-то хорошее. Но вместо того чтобы позвать меня, она заполнила этой горой бутербродов одну тарелку, салатом – другую, налила себе стакан сока и, пододвинув все себе, уселась во главе стола. На меня она не обращала ни малейшего внимания. Стерва и есть стерва, что тут скажешь…