Слишком большое сходство (сборник)
Шрифт:
– Видно, в спешке уронили, – заметил Ксенофонтов. – Когда услышали, как в двери ключ заворочался.
– Продолжим, – суховато сказал Зайцев. – Кто-нибудь знал, что у вас есть магнитофон, транзистор?
– На работе знали, соседи... тайны из этого я не делал.
– Дорогие игрушки, – заметил Ксенофонтов. – По тыще каждая.
– А то и по две, – поправил Фиалкин.
– Тогда все становится понятнее, – проговорил Зайцев. – Первый этаж, окно выходит в заросли... Не исключено, что в кустах его уже поджидали соучастники... Картина преступления в общих чертах ясна. Вопросы есть? – повернулся он к Ксенофонтову.
– Все, что были, я задал, новые еще не
Вернулись двое оперативников. Зайцев поручил им опросить жильцов – не видели ли они у подъезда кого-нибудь подозрительного за последние два часа. Оказалось, видели. Несколько старушек, для которых сидение у окна заменяло все радости жизни, рассказали, что парень в нейлоновой куртке, вязаной шапочке и тренировочных брюках торчал у подъезда, не то ожидая кого-то, не то не решаясь войти. Вел он себя довольно странно – каждый раз, когда на дорожке к дому появлялся кто-либо, парень тут же поворачивал в обратную сторону. В подъезд он вошел, когда вокруг никого не было.
– Так, – удовлетворенно проговорил Зайцев. – Вязаная шапочка, нейлоновая куртка, тренировочные брюки... Не узнать его просто невозможно. Пойдемте, ребята, кое-что уточним, – Зайцев с оперативниками вышел на кухню.
– Вот видите, все складывается как нельзя лучше, – сказал Ксенофонтов хозяину. – Вам повезло со следователем.
– Мне и с вором повезло, – заметил хозяин. – Так что у меня сегодня вообще сплошные удачи.
– Прекрасный был пират, – Ксенофонтов показал на изломанный парусник.
– Да, – горестно кивнул Фиалкин. – Сынишка подарил.
– У вас хорошие отношения с сыном?
– Были. С тех пор, как они с матерью выехали, он здесь больше не появлялся. Я пытался выйти на него, звонил, во дворе подстерегал – ни в какую. Все происшедшее он воспринял как предательство. Мое предательство. – Фиалкин тяжело сел в охнувшее кресло и, поставив локти на колени, подпер щеки ладонями, отчего весь вид его стал беспомощным и удрученным.
– В чем-то он, наверно, прав... Вы предложили ему убираться вместе с матерью, и не куда-нибудь, а в квартиру своей нынешней жены. Это можно воспринять как оскорбление. Ну, хорошо, вы им предложили не убираться, а выехать, переехать, можно и так выразиться... Но суть-то остается прежней. Они свои узлы вынесли, вы внесли узлы чужой тети, пусть молодой и красивой тети, но это ничего не меняет. Даже усугубляет! – Ксенофонтов поднял указательный палец. – Вы дали им понять: она достойнее их, более заслуживает вашей любви... Мне кажется, сын должен был перенести это довольно тяжело.
– Так оно и было... Он будто в оцепенение впал... Иногда я жалею, что затеял всю эту авантюру. А иногда нет...
– Когда у вас день рождения? – неожиданно спросил Ксенофонтов.
– У меня? – встрепенулся Фиалкин. – Сейчас скажу... Это... сегодня. Да, сегодня. А что?
– Больше вопросов нет, – Ксенофонтов поднялся.
– Это в каком смысле?
– В том смысле, что преступление перестало быть загадочным. Вас не удивляет, что именно в день рождения вы лишились двух подарков – от жены и от сына?
– Вы хотите сказать... – Фиалкин поднялся и, побледнев, некоторое время смотрел на Ксенофонтова, не видя его. – Вы хотите сказать...
В это время в комнату быстро вошел Зайцев. На его лице играла еле заметная улыбка, движения были уверенными.
– Все в порядке! – сказал он. – Нашлась свидетельница, которая видела, как к парню в вязаной шапочке подошел жилец из седьмой квартиры, они пожали друг другу руки, перебросились несколькими словами и разошлись. Сейчас жилец седьмой квартиры на работе, будет часа через два. Через два часа я и спрошу у него: с кем он так мило беседовал у своего подъезда, кто это был в вязаной шапочке, нейлоновой куртке и тренировочных брюках? Вот так надо работать, Ксенофонтов! А что это вы такие загадочные и молчаливые?
– Видишь ли, Зайцев... – медленно проговорил Ксенофонтов. – Не знаю, право, как и сказать, чтобы не огорчить тебя, не обесценивать твою работу, проведенную с таким блеском...
– Ну? Ну?!
– Дело в том, что, как мне кажется... Гражданин пострадавший... Мне кажется, он решил отказаться от своего заявления. Я вас правильно понял? – повернулся Ксенофонтов к Фиалкину.
– Да, – тот виновато посмотрел на Зайцева, потоптался, отвернувшись к растоптанному паруснику. – Пожалуй, не стоит поднимать шум из-за такого пустяка. Нет-нет, я отказываюсь признать себя потерпевшим. И не просите, и не уговаривайте! – голос Фиалкина окреп.
– Ничего не понимаю! – воскликнул Зайцев. – За два часа до задержания преступника вы говорите, что он вас не интересует! Так он меня интересует, черт возьми!
– Я прошу вас, я вас очень прошу, – Фиалкин сложил на груди ладони, – не задерживайте его, иначе... иначе я пострадаю по-настоящему.
– Но возмещение убытков...
– Если вы его задержите, мне уже никто ничего не возместит! Никогда! Пожизненно!
Уехала оперативная группа, уехала талантливая собака, обладательница потрясающего нюха, а Зайцев и Ксенофонтов, оставив в квартире несчастного Фиалкина, медленно шли под мелким дождем, не пытаясь скрыться от него или ускорить шаг. Уже стемнело, светофоры отражались в мокром асфальте, и разноцветные зонты девушек тоже отражались в асфальте, в глазах приятелей, отражались в их сознании, но не затрагивали его. Другие образы волновали их сейчас и тревожили.
– Я благодарен своей непутевой судьбе за то, что она подбросила мне прекрасный подарок – посмотреть на работу настоящих сыщиков, – сказал Ксенофонтов уважительно.
– Перестань! – с досадой оборвал его Зайцев. – Дело было несложное, мы его распутали, не покидая места происшествия.
– Это было великолепно! За два часа...
– Перестань! Что у тебя произошло с этим тронутым Пионовым или как его... Ромашкиным? Почему он отказался признать себя потерпевшим?
– Совесть заела. Кстати, его фамилия Фиалкин.
– Какая совесть? При чем здесь совесть?!
– Видишь ли, Фиалкин вдруг понял, до него дошло, что он... не очень хороший человек. Фиалкин мог даже решить, что он плохой человек.
– Какая разница – плохой он или хороший? К нему в дом забрался грабитель, вор, если уж точнее...
– Это был его сын.
Зайцев остановился, некоторое время смотрел на Ксенофонтова, и постепенно выражение его лица менялось от насмешливого к растерянному.
– Ты думаешь...
– Слушай, что произошло... Фиалкин за последний год пережил большие семейные потрясения. Он развелся с прежней женой, сошелся с другой женщиной, молодой и красивой, с неугасшими желаниями и страстями. И привел ее в ту самую квартиру, в которой жила его семья. А жена с сыном ушли в квартиру новой избранницы. Понимаешь? С точки зрения целесообразности это было хорошо, потому что, разменяй он свою двухкомнатную квартиру, ему вообще бы пришлось довольствоваться комнатой в коммуналке. А так остался жить в двухкомнатной, и мать с сыном получили отдельную квартиру. Казалось бы, все прекрасно. Но есть другая точка зрения – нравственная, что ли... Вот с этой стороны Фиалкин допустил вопиющую бестактность... Понимаешь?