Слишком большое сходство
Шрифт:
– В мерзлую землю?
– Ну! Весной мест своих не узнают. Заснули в лесу, а проснулись в нашем распрекрасном дворе.
– Не примутся, – грустно обронил Деев.
– Что?! Пусть попробуют! – И Женька снова принялся долбить землю. Закончил ямку, выгреб из нее звенящие комья земли, снова повернулся к Дееву. – Я считаю, что каждая ямка для дерева – это вроде как могила для Замотиной, понял?! И такие во мне силы пробуждаются – страшно становится. Но от помощи не откажусь.
– Отчего ж не помочь, – вздохнул Деев. – Только это… куда он мог уйти? Может, подыхать
– Ему виднее, батя.
– Как паршиво все получилось, ну просто слов нету!
– Глянь! – вдруг прошептал Женька.
Деев оглянулся и увидел, что к ним кто-то идет, обходя в темноте вырытые ямки. Когда человек оказался на фоне освещенных окон, они узнали – Замотина.
Женщина подошла, посмотрела на них, оглянулась на сваленные в кучу деревья.
– Сажаете?
– Не одной же тебе сажать! Ты вот батю на пятнадцать суток посадила, а мы лет на сто сажаем. Сечешь разницу?
Да ладно тебе злиться-то… Я чего подошла… – Замотина помялась. – Может, зайдем ко мне, а? У меня уж приготовлено… По рюмочке с морозцу-то не грех, а? Мировую выпьем… Заодно и новоселье отметим… У меня и выпить не с кем. А с вами какое-никакое, а знакомство получилось… Идемте, мужички, уж повинюсь я перед вами… Что ж, так и будем жить с топором в душе-то, а?
Женька забеспокоился, ему стало как-то неуютно. Он окинул взглядом холмик мерзлой земли, покосился на Деева – тот стоял отвернувшись.
– Я уж и стулья от соседей принесла… Наготовила кой-чего…
– А чего наготовила-то? – спросил Женька придирчиво.
– Картошки наварила, огурчики есть… Банку грибков открою…
– Ох, Замотина, Замотина! – вздохнул Женька. – Прям не знаю… что с тобой делать… Тимофеич, что с ней делать?
– Теперь-то уж мы соседи до конца, – сказала Замотина и первой направилась к подъезду.
– Чего скажешь? – спросил Деев негромко.
– А черт ее знает! – растерянно ответил Женька. – Вроде не шутит.
– Надо идти.
– Думаешь, надо?
Незначащими словами они старались оттянуть принятие решения, хотя оба уже знали – пойдут, все-таки пойдут в гости к Замотиной, не смогут отказаться.
– А куда деваться? – проговорил Деев.
– Я думал еще несколько деревьев закопать…
– Пошли. Надо.
– Ну, раз надо, то другой разговор, – с облегчением сказал Женька, с силой вгоняя лом в мерзлую землю. – Завтра закончим.
Послушай, ты вот что мне скажи… – сказал Деев шепотом, чтобы не услышала Замотина, поджидавшая их на площадке у своей двери. – Откуда она знала, что мы с тобой пойдем к ней, а? Я вот не знал, а если б кто спросил, то сказал бы, что не пойду. И ты не знал. А она знала. Значит, не такой она человек, как мы с тобой, а? Может, похуже, может, получше, а вот не такой.
– Баба, она и есть баба, – ответил Женька, не очень разобравшись, что имеет в виду Деев. – Она ведь не просто деревья выдергивала – общественной деятельностью занималась. Благодарность себе зарабатывала. И заработала. Много ли бабе надо!
– Нет, не такой она человек, – повторил Деев. – И знаешь, она заранее решила, что не сможем мы с тобой отказаться от приглашения. Понял? А раз не смогли отказаться, то и поступила с нами, выходит, правильно. Вот выпьем сейчас по рюмке, она это и выскажет. Точно, выскажет. Нет, Женя, не могу я к ней идти. Стало что-то колом в душе, и все тут… Не пойду.
– В чем дело?! – шепотом воскликнул Женька. – В третьем подъезде живет мой дружок с автобазы, у него всегда есть… Пошли!
Они осторожно спустились по ступенькам, трусцой пробежали к следующему подъезду. А когда через час поднялись на свою площадку, то увидели поджидавшую их Замотину. Она смотрела на них скорбно и настороженно. Деев виновато кашлянул, потупился.
– Ну и настырная же ты баба, Замотина! – воскликнул Женька почти восхищенно.
НОЧЬ БЕЗ ЛЮБВИ
Костя сидел в пустой машине и, положив руки на баранку, рассеянно слушал, как стучит дождь по крыше. Фары были выключены, стекла опущены. На ветровом стекле собирались капли и рывками стекали вниз. В мокрых боках автобусов отражались огни аэропорта, освещенный подъезд, голубоватые фонари на высоких столбах. Последний самолет прибывал около двенадцати, и Костя знал, что до полуночи будут слоняться подвыпившие грузчики, будут светиться окна да похрипывать музыкальный агрегат в ресторане на втором этаже.
– Эй, дружок! – В машину заглянул грузчик в потрепанном халате. – Не угостишь сигареткой? А то, понимаешь, кинулся по карманам…
– Угощу. – Костя, не глядя, взял с сиденья пачку, встряхнул, чтобы из прорванной дырки показалась сигарета, протянул в окошко.
– Может, и погреться пустишь? – улыбчиво спросил грузчик.
– Пущу. – Поддернув вверх стопорную кнопку, Костя открыл дверь, убрал с сиденья сигареты и бросил их в ящик, где уже лежало несколько пачек.
– Ждешь кого? – Спрятавшись от дождя и от глаз начальства, грузчик, видимо, посчитал себя обязанным развлечь Костю разговором.
– Шеф отдыхает.
– Большой человек?
– А! Начальник стройуправления.
– Неплохо. Я бы не отказался.
– Я тоже. – Повернувшись к грузчику, Костя увидел щетину на подбородке, провал в зубах, замусоленный воротник синего халата.
– С бабой небось?
– Да, – неохотно ответил Костя.
– То-то здесь духами пахнет. Хорошие духи. Видно, стоит того?
– И даже больше/
– Молодая?
– В самый раз.
– Красивая? Да-а, – протянул грузчик, не дождавшись ответа. Он затянулся, окинул взглядом площадь, огни, распахнутые окна ресторана. – Таким здесь самое место. Ни лишних глаз, ни лишних вопросов, ни ответов… Согласилась поужинать, и все. Остальное ясно. Значит, согласилась и на остальное. Вежливо, обходительно, без грубых слов и грязных намеков, а? И всегда есть шофер, который доставит в любое время дня и ночи, в любом состоянии, в целости и сохранности… А? – Грузчик рассмеялся, прикрывая рот рукой. – Можно, конечно, выпить и дома, но это не то. Коньяк нужно не только уметь заработать, его нужно уметь выпить. Верно?