Слишком чужая, слишком своя
Шрифт:
Я это где-то слышала. Голос, ускользающий от меня, но где-то там он есть — во мне. Может, это мама мне пела? Но меня назвали Юля, мама не могла петь мне это. И никто другой из известных мне людей. Почему мне не было грустно, когда я смотрела на фотографии тех, кого называли моими родителями? Не потому ли, что я совсем не помню их? Или это были не мои родители?
И я — не Юля, а какая-то Керстин? Тогда почему я здесь? Кто я такая? И все здесь мне чужое и страшное. «Керстин там найдет колечко...» Кольцо! Мое кольцо! Оно
— Юлечка, за тобой приехали.
Нет, я не хочу. Мне надо подумать. Потому что я не могу ничего собрать в кучу. Отвратительное ощущение. Все запутывается больше и больше.
— Я сейчас выйду. Возьми Макса.
— Он целый день просидел около монитора. Я угождал ему, как только мог. Но он смотрит на меня свысока.
— Он имеет на это право. Мы не такие совершенные, так что должны быть благодарны ему за то, что он позволяет нам заботиться о нем.
— Ты меня почти убедила.
— Меня это радует.
Я бы могла полюбить его, если бы... Если бы не боязнь иллюзий. Я бы могла полюбить его. Мы настроены на одну частоту.
— Ты спала? Сразу видно, совсем другой вид.
— Я устала. Ты сварила нам гениальный суп. Лейтенанта пришлось оттаскивать за уши.
— Юля, у вас сейчас вполне здоровый вид, видите, как отдых идет на пользу? Я предлагаю поехать в больницу, хочу убедиться наверняка, что все в порядке.
— Хорошо. Игорь, ты нашел то, что мы искали?
— Через пару часов, думаю, результат будет. Мне поехать с тобой?
— Нет, сиди здесь и контролируй процесс. У нас мало времени.
Этот коридор в больнице меня нервирует. Я уже видела такой. Нет, не такой, но похожий. То, что у меня в голове, наверное, скоро пробьет себе путь. Это хорошо. Я должна что-то вспомнить, что-то важное, как смерть. Или — как жизнь.
— Юля, я хочу вам предложить одну вещь.
Правда? Только одну? А как на это посмотрит Светка?
— Говорите.
— В свое время я освоил одну методику. Это связано с воздействием на... В общем, я ввожу определенный препарат, и шлюзы, сдерживающие вашу память, могут не выдержать. Мне кажется, есть что-то очень важное, о чем вы должны вспомнить.
— Это опасно?
— Из-за вашего нестабильного состояния — да.
— Тогда лучше подождем. Оставим на крайний случай.
— Согласен. А вот этот аппарат — штука безопасная. Я просто определю глубину и характер ваших воспоминаний. Вы не потеряете над собой контроль, действие этого аппарата никак не скажется на вашем состоянии. Это моя собственная разработка, уже немного испытанная.
— Валяйте.
Он начинает подсоединять ко мне датчики. Света заинтересованно наблюдает, и я прямо кожей чувствую, как она влюблена в него. Пусть ей повезет! Она это заслужила. Странное ощущение — словно мягкие волны пробегают по телу. И немного гудит в голове. Немного кружится комната.
— Это невозможно!
Голос Виталия глухой и охрипший. Что он там откопал, в джунглях моего мозга? Темные глубины души?
— Это невозможно! Но я это вижу собственными глазaми. Вы должны знать. Вы — не Юлия Ясинская. Вы — ее факсимиле. Понимаете?
– - Виталик, что ты несешь? Я знаю ее четыре года! Как это — она не она?
— Света, здесь нет ошибки. На пленку ее мозга кто-то очень умелый записал новую личность. Она стала Юлией не так давно, как раз где-то около четырех лет назад.. Она и сама не знает, что является только копией. А после травмы в системе случился сбой, и запись стерлась, стала проступать ее собственная личность. Вот почему она так изменилась в глазах тех, кто ее знал, вот почему так мало людей, которые знали бы ее теперешнюю дольше четырех лет. Ты мне рассказывала о Париже. Так вот: очевидно, что туда поехала настоящая Юлия Ясинская, а вернулась — эта.
— Виталик, ты же врач. Ты понимаешь, что это невозможно? Твой аппарат... извини, дорогой, но он еще не полностью прошел тестирование...
— Я доверяю этому аппарату. И если бы я не знал, что увиденное мной невозможно, то... Нет. Был один ученый, Карл Хольт. Он проводил исследования именно в этой области. Работал на ЦРУ, потом исчез, сразу после скандала в две тысячи третьем. Но ходили слухи, что он добился успеха. Теперь я вижу результат его работы.
— Вы говорите так, словно меня больше нет.
Они смущенно уставились на меня. Так, приехали. Конечно, сказанное невозможно с точки зрения здравого смысла, но ведь все это с самого начала казалось сумасшествием. Я склонна поверить, потому что в свете этого все становится на свои места, мозаика складывается. Значит... Керстин?
— Юль, ты прости, но я просто не знаю, что и думать.
Света помогает мне подняться. Немного кружится голова.
— Виталий Петрович, вы можете что-нибудь добавить?
— Юль, да ты что! Это же ерунда! Виталий, я больше не желаю слышать эту... отвратительную клевету!
— Нет, — я много думала, он подтвердил то, что я чувствовала. — Он прав. Так что теперь?
— Насколько я понимаю, вы — жертва обстоятельств. Но тут есть одна сложность. Вы не будете Юлией, но и собой стать никогда не сможете. Исходная личность утрачена навсегда. Вернее, получилось среднее арифметическое.
— И что?
— Ничего. Попробуйте жить дальше.
Ему интересно будет понаблюдать, провести пару-тройку опытов. Ему хочется вкатить мне дозу скополамина и покопаться в моих мозгах. Но нет, я не позволю. Я еще должна найти того сукина сына, который со мной это сделал. А когда я его найду, то заставлю вернуть все на место. Я хочу вспомнить. Саму себя вспомнить.