Слишком много блондинок

Холина Арина

Дальше было хуже.

— И знаешь, — разогналась Алиса. — У меня есть отличный специалист: сгоняет за сеанс до пяти кило…

— Это связано с сексом? — спросила я, без всякого аппетита откусывая остывший блин с творогом.

— Хи-хи-хи. — Она сделала вид, что ей смешно. — Он массажист.

— А зачем Вере сгонять жир? — попытался защитить меня Тема. — Она стройная.

Алиса на него даже не оглянулась.

— На экране ты будешь полнее, поэтому каждая складка станет еще заметнее…

То есть типа и так заметно, а в телевизоре еще заметнее

будет — вот что она имела в виду. Но ссориться не хотелось, поэтому, сдержав негодование, я сказала, что надену корсет и бронешорты.

— А грудь? — Алиса совсем распоясалась.

— Что грудь? — я отложила блинчик и уперлась в нее глазами.

— Ну… — она еще имела наглость делать вид, будто ей неловко об этом говорить. — Грудь надо повыше… Ты, наверное, давно спортом не занималась.

Я чуть не подавилась. Боже мой, откуда все это? Это же так явно и неприкрыто, что проще было так и сказать: «Ты, блин, корова с обвисшим выменем!» Неужели она не понимает нелепость этих шпилек и что она не меня дурой выставляет, а себя? Какие-то интриги села Убогова, смешно ведь!

Только я собралась все это произнести вслух, показались молодые люди, один моднее другого, с ошеломительными — яркими и авангардными — прическами, рассекали по кафе, бросая кругом надменные взоры. Алиса им замахала, и они присоседились к нашей компании. Оказалась, это бывшие коллеги Алисы с музыкального канала.

Беседа продолжалась в таком духе:

— А Сорокина? Да она уже на части разваливается, ей бы на базаре колготками торговать! Мешки под глазами, вкуса нет и, вообще, знаете что?

— Что?! Что?.. то?.. о? — восклицают все они хором.

— Такой прикол! Она, когда на НТВ работала, ходила по Останкино в тапках. И когда камера в конце новостей отъезжала, вся страна эти тапки видела, а ей еле-еле доказали, что надо хоть во время передачи туфли надевать.

— Ужас! Кошмар! Позор! — заголосили они.

— А я вчера была на дне рождении Лагутенко… — встряла девушка, которая уже пять минут старалась хоть кого-нибудь перебить, встревая со своими «а я…». Ее никто не слушал, но после леденящей кровь истории про Сорокину все как онемели — шок… — Он был пьяный в жопу, вообще лыка не вязал — просто ужас…

— Не может быть? — зашикали все.

«Да, — удивлялась я про себя. — Это же просто сенсация — напиться на собственном дне рождения». Но тут у меня прихватило желудок, и я со всех ног помчалась в уборную. Меня крутило с четверть часа: Алиса, что ли, на меня так действует — я трещала по швам. Когда, наконец, я, едва живая, выползла из кабинки, в туалете причесывалась Оксана. Мы поулыбались, а когда вышли, я предложила выкурить по сигарете.

— Но в баре тоже можно, — сказала Оксана.

Я закатила глаза, и она меня правильно поняла. Уже через минуту Оксана признавалась, что, как только я ушла, Алиса бросилась меня поносить: я — никто, я — толстая и не умею держаться перед камерой, дикция у меня отвратная, я сплю с Андреем…

Честно говоря, я не ожидала такого внимания к собственной персоне. Причин не

любить меня у Алисы не было и не могло быть: я не сделала и даже не подумала ничего такого, что могло бы ее задеть. Наверное, она относится к странной породе людей, которые ненавидят всех сразу — этакие сучки-щучки, интриганки и злопыхательницы, истинные фанаты своего дела, делающие гадости ради искусства. Вроде бы и бог с ней, с дурой, но я уже безнадежно рассвирепела. Раздражение накапливалось, накапливалось, и теперь уже не я его контролировала, а оно — меня. Удержать меня могло только землетрясение или внезапная — желательно трагическая — Алисина смерть.

Внешне я выглядела более-менее спокойно: только руки дрожали, но одну я прятала в кармане, а в другой вертела сигарету. Докурив, мы пошли в кафе, и я чувствовала, как во мне все бурлит, ноздри раздуваются, сердце часто-часто колотится… Загадочное свойство характера: при всей моей очевидной безобидности, у меня случаются помутнения рассудка: если меня хорошо раздразнить, я полностью теряю самообладание.

Я подошла к Алисе, посмотрела ей в глаза.

— Алиса, тебе не стыдно за моей спиной говорить обо мне гадости? — спросила я.

Она недоуменно хрюкнула и отвернулась, не соизволив ответить. Это меня доконало: я забрала у нее стакан томатного сока и вылила ей на голову. Поднялся жуткий кипеш: все раскричались, Алиса прыгала по бару, отряхивая сок, Тема давился со смеха, а Оксана стояла, прикрыв рот руками.

— Ты… — начала было Алиса, рассмотрев меня в толпе, но я не дала ей закончить.

— Если я еще раз услышу, что ты распускаешь обо мне сплетни, я тебе сиськи на спине узлом завяжу, поняла? — произнесла я с достоинством.

Я развернулась и взмыла в воздух, оставляя за собой огненный след. В правой руке у меня был раскаленный меч правосудия, а в левой — щит справедливости. Я была ангелом мести и торжествовала победу над свинством. У меня даже слезы в глазах стояли — о подобном я мечтала еще десять лет назад… ну ладно, двенадцать… Когда на школьном выпускном наша главная злодейка Тамара Миндадзе учуяла, что первый красавец класса собирается пригласить меня на танец. Она подошла к нам и заявила, что зря я не замазываю прыщи тональным кремом. Остаток выпускного я проревела в туалете, куда девочки тайком вынесли мне полстакана водки. Выпив, я встрепенулась, но было поздно — чувственная, пышная Миндадзе уже целовалась с моим кавалером. И я вернулась в туалет.

Несмотря на то что выливание сока доставило мне грандиозное наслаждение, полного удовлетворения не было: я была бы счастлива, только если бы повалила Алису на пол, облила из шланга кипятком и забила ногами. Мой жест был эффектным и символичным, но выпустить пар помогает лишь добротный, основательный скандал. Правда, мысли о том, как я колочу Алису стулом по голове, облегчили положение.

У меня, наверное, был такой воинственный настрой, что мужчина, с которым я ехала в лифте, забился в угол и с нетерпением считал этажи.