Слишком много блондинок
Шрифт:
НЕНАВИСТЬ ЭТО… — ИЗМЕНЯТЬ ЕМУ СО ВСЕМИ ЕГО ЗНАКОМЫМИ В АЛФАВИТНОМ ПОРЯДКЕ ПО ЕГО ЗАПИСНОЙ КНИЖКЕ — красуется девиз над столом редактора Светы.
Светой я искренне восхищаюсь. Когда я ее первый раз увидела… когда мы все ее в первый раз увидели… это было чувство небывалого коллективного единения и согласия. В редакцию вплыла девушка лет тридцати двух, метр шестьдесят пять, вес — под семьдесят кэгэ. Грудь — пятый или шестой… Или десятый. В общем, такая, что мужчины первым делом открывают рот, выбрасывают язык на плечо и начинают судорожно дышать. Грудь, как основное достоинство, видна почти вся — Света любит бархатные платья
Нам всем поначалу искренне хотелось верить, что Света, возможно, — гений тележурналистики, что она вернулась из Нью-Йорка, где работала на CNN, а сейчас, так сказать, запустит в нашу среду струю свежего воздуха. И даже Сергей стал нам всем ближе и милее — ему раза по три в день приходилось переписывать Светины ляпы и объяснять ей, что далеко не любой материал о том, как никому не известная девушка стала женой министра культуры или монополиста в пищевой индустрии, годится для нашей программы. Мы довольно быстро перестали обращать на Свету внимание — сидит себе и сидит. Не мешает — уже хорошо. Но когда второй редактор Юля узнала, что Света отчего-то получает на двести долларов больше, она, Юля, провела самое настоящее журналистское расследование. Единственное в истории нашей редакции, а возможно, и всего канала.
Выяснилось, что Светина мама — правая рука или там левая нога важной персоны с государственного канала, который владеет каким-то там процентом акций нашего канала, и Свету пришлось брать на работу через «не хочу». По легенде, Света работала на другом канале, пока была любовницей кого-то там с того канала, а потом они расстались, и ее с восторгом уволили за вопиющую непригодность. Мы все боимся одного — как бы ей вдруг не захотелось проявить инициативу и сделать что-нибудь по ее прямым обязанностям. Но вроде пока обходится — она уже уезжает домой и приезжает с утра в обществе Олега, нашего местного продюсера (Андрей уже продал передачу каналу и теперь лишь иногда наведывается с дружеским визитом), и, кажется, полностью довольна таким вот карьерным взлетом.
ЖИЗНЬ УДАЛАСЬ (буквы — черная икра, фон — красная) — обозначает резиденцию Олега, продюсера, Светиного кавалера.
Он без конца снимает музыкальное видео для певцов и певиц, которых никто никогда не слышал. В месяц он вырабатывает — по словам оператора Темы, который с ним три года работает, — не меньше трех-четырех видео. Если умножить это на год, получается, что он выдает на гора где-то сорок клипов в год — это рекорд Гиннесса. Еще он, как рассказывают, «болеет гриппом» — уходит на неделю, а то и на две в глубокий запой. И еще — он может заснуть, разговаривая по телефону. Вообще-то он довольно ничего, кроме одной мерзкой привычки — если он хочет тебе что-то сказать, а ты сидишь за компьютером, то он встает сзади и прямо-таки ложится тебе на спину, обнимая с двух сторон руками, которыми беспардонно облокачивается на твой стол.
ЖАННА Д’АРК, ЖАННА МЕДИУМ, ЖАННА ЛАЙТ — висит над Юлей картинка трех Жанн Д’Арк — темной, средней и светлой.
Юля — страннейший человек. Мне донесли, что она уже лет десять работает на телевидении и мечтает о своей программе. Когда-то давно она жила в четырехкомнатной квартире на Тверской — ее предки были то ли политиками,
Еще в нашем курятнике обитает Настя — координатор. В самом начале я думала, что Настя — секретарь, но выяснилось, что она на «секретаря» обижается. Координатор — это красивое название девочки на побегушках. В обязанности Насти входит выписывать пропуска, бегать за кофе, распечатывать документы и забирать в секретариате газеты и факсы. Над ее столом болтается не меньше двадцати фотографий Джорджа Клуни — при этом Настя от всего сердца удивляется, когда ее уличаешь в явной страсти к актеру.
Настя — наш источник паники. Как-то раз она ворвалась в редакцию после съемок, бросилась на Алису и чуть не зарыдала. Выяснилось, что Алиса как-то неправильно назвала одного философа, и теперь мы покрыты несмываемым позором. И пока мы не пригрозили Насте немедленным увольнением, если она не прекратит рвать на себе волосы, она не успокоилась. Таким образом она приобщается к процессу. Настя еще и правит в наших заготовках грамматические ошибки — это никому не нужно, потому что ведь не произносим по слогам, но Настя уверена — без нее бы мы пропали.
Где-то на десятые сутки у меня завелся дружочек — шеф-редактор новостей Юра. Мы оба знали, что общаемся до той поры, пока кто-то из нас не уволится, — это не настоящая дружба, а взаимовыручка. Держимся вместе, как партизаны в германском плену. Причем познакомились мы не в редакции, а в третьем месте.
Пообедать мы можем в двух местах, вернее, в трех. Первое — пресс-бар, в котором дорого, но вкусно. Секретари, администраторы, корреспонденты — все они тратят на пресс-бар зарплату целиком, за вычетом сигарет, потому как надеются увидеть там живую знаменитость и, в лучшем случае, познакомиться с ней.
Второе место — столовая в здании напротив. Путешествие в столовку предполагает множество обременительных действий. Нужно дойти до лифта, спуститься на первый этаж, еще раз спуститься по лестнице в подвал, пробежаться по мрачному и сырому коридору, подняться наверх, сесть в лифт, добраться до девятого этажа, а там — отстоять колоссальную очередь, если, конечно, ты не обедаешь в одиннадцать утра. В столовой дешево — на пятьдесят рублей можно позавтракать, пообедать и поужинать, прилично и можно курить, но гулять туда лень.
Третья точка — будка на первом этаже, с выходом на мусорную свалку. Там есть растворимый кофе за три рубля, растворимое пюре, пельмени из микроволновки с маслом, лапша быстрого приготовления и гардероб, переделанный под кафе. Курить здесь нельзя категорически, но все курят и даже пьют. И начальство сюда не заходит.
Около этой будки я и снюхалась с Юрой. Меня только что вздрючили за то, что во время передачи я два раза сказала: «Это же х… ххх… ерунда», настроение у меня было удрученное, потому как с теми, кто меня дрючил — тремя здоровыми мужиками в пиджаках «Репортер», я ввязалась в бессмысленный, но отчаянный спор на тему «мы должны уважать родной язык во всех его проявлениях!».