Слишком много колдунов
Шрифт:
— Всё на месте, — угрожающе произнесла матушка Исиль. Культя, которой заканчивалась её левая рука сразу ниже локтя, будто нацелилась на ведьму. Воздух на станции сгустился.
— Следующую, — сказала матушка Элиз.
В полной тишине стражник стащил и второй башмак.
Матушка Исиль завыла. Зрители заволновались.
— Ааааа! Грех! Грех!
— Грех! Грех! — подхватила матушка Элиз, стуча протезом по полу, а за нею заорали и все остальные свидетели жюри, и Ленуй, и столбовые, и тоннельные, и лючные стражники, и даже Жерар, казалось, шевелит губами безмолвно: грех. Грех.
Судья Жакоб
Судья встал; крики праведниц смолкли.
— Грех Лии Гаран, — возвестил он, — восемнадцати лет, засвидетельствован Высоким жюри Французской стороны Путей Господних.
Нотариус Жерар произнёс вкрадчиво, не вставая:
— Желает ли пособница диаволов, грешница Лия, попросить помилования и очищения? Суд примет во внимание искренность раскаяния, а также отслужит дополнительный молебен за спасение твоей души.
— Желает, конечно, ещё как желает, — пропела матушка Элиз. — Жить-то, оно всем охота. Лучше уж мизинец, чем целиком.
— Ну расскажи нам, деточка, — сказала матушка Исиль. — Небось твоя сестрица, гореть ей вечно в аду, смутила твой детский разум, а? Дескать, эти старухи из ума выжили, и ноги-руки себе и другим поотрезали, а? А вы такие умные, мы не будем очищаться, мы проживем всю жизнь красивые, а?
— И ладно бы — целую ногу или руку, но ведь один пальчик! — закричала матушка Элиз. — Разве мы требуем, чтоб все были праведниками? Нет!
— Моли о помиловании, дура! — крикнула матушка Исиль. — Диаволам нет места в наших душах и нашем городе! и не должно быть места нигде, кроме ада! только очищение спасет нас от порождений сатаны!
— Моли!
Жакоб Инститорис смотрел на беснующихся старух и думал: если происки сатаны страшны простому люду, то гнев Божий, наверное, должен быть ещё страшнее. Для этого и нужны праведницы. Некоторые бурчат, что целых две — это, конечно, многовато. Но правильно говорится в комментариях: подобное побеждают подобным. Английскую сторону, говорят, совсем захватили ведьмы; сестрица этой, кстати, там и заправляет, Суаль Гаран... А у нас тут женщин нехватка.
Лия, грешница, пособница диаволов, повернула голову. Её лицо было грязным, а слезы, казалось, навсегда прожгли себе дорожку по щекам, но взгляд был твёрд. Она чётко, ясно и совершенно недвусмысленно покачала головой.
Нет. Помилования она не желает.
— Хорошо ли ты подумала, дитя моё? — таким же вкрадчивым тоном спросил Жерар. — Не играет ли тобою дьявол? Покайся! — Нотариус воздел руки. — Очисти своё тело…
— …а душу очистит Господь! — пролаяли праведницы. Снова эхо убежало в две стороны — в тоннель, по малым залам, и к выходу наружу, наверх.
Девушка опять покачала головой.
Нет.
— Занесите в протокол, — стараясь звучать равнодушно, произнес судья Инститорис. — Грешница Лия Гаран от очищения отказалась, покаяние не приняла. Дата и время.
— Дата и время, — эхом отозвался нотариус Жерар.
Стало тихо.
Судья кивнул стражникам. Какую-то долю секунды поколебавшись, они шагнули к Лии Гаран. Ведьма закрыла глаза и обмякла.
Всё.
— Лия Гаран, — произнёс судья Инститорис, — именем Христа Машиниста объявляю тебя ведьмой и пособницей диаволов. Вверяю душу твою в объятия Господа, и да свершится правосудие, что выше земного. Аминь.
— А-аткрывай! — скомандовал откуда-то сбоку старший лючный стражник. Люк наверху со скрипом начали отодвигать в сторону. Поднялся сквозняк, всё сильнее и сильнее, ветер дул прямо в лицо ведьме — через хворост и дрова святого костра, через Святой столб — к выходу наверх. Судья Инститорис поёжился — придумано это было, конечно, здорово, святой костёр, судя по всему, займётся, но вот жюри и зрителям придётся поторчать на стылом сквозняке, и, судя по всему, не в последний раз.
— Поджигай, — скомандовал нотариус Жерар и неожиданно несолидно закрыл ладонями уши. Стражник поднес факел к костру — дровам и сухостою, облитым маслом. Пламя занялось, и здесь Инститорис понял, почему предусмотрительный нотариус закрылся ладонями: ведьма, почуяв жар костра, неожиданно легко выплюнула кляп и заверещала так, что у судьи мгновенно заложило уши. Он сморщился и последовал примеру нотариуса. Достопочтенный Жуд и достопочтенный Бэда склонили головы, бормоча молитвы. Матушка Исиль и матушка Элиз запели треснувшими голосами, держа друг друга за руки. Зрители сидели молча, кто-то опустил голову, кто смотрел не отрываясь, кто молился вместе с праведницами.
Господь Нерукотворный, сохрани нас на нашем Пути.
Христос Машинист, не дай войти нам во крушение.
Святой дух Расписание, направь и вразуми нас.
Аминь. Аминь. Аминь.
Огонь добрался до ног ведьмы, крики её перешли в прерывистый хриплый вой. Судью Инститориса била крупная дрожь. Нотариус Жерар крепко взял его за руку и проговорил сквозь зубы:
— Жакоб.
Инститорис сжал челюсти и расширенными глазами глядел на разгорающийся огонь, охватывавший уже щиколотки Лии Гаран. Он ещё ни разу не присутствовал при полном очищении, до этого все обвиняемые соглашались на то, чтобы им ампутировали палец-другой, ещё задолго до суда; и о временах Великого делания он знал лишь понаслышке, когда ледяная кара Господня настигла ведьмин город Кале. Тогда Он явил Знак первым праведникам: убираться вниз, под землю, и очиститься самим, пока Он очистит всё наверху. Очищение шло медленно, грех выбивался из людей с трудом. Доктор Зойль уже принял мученическую смерть. Две праведницы и Жерар — вот что у них осталось.
— Стой! — стражник схватил за шиворот Ленуя, полезшего с Путей к костру, опрокинул его и прижал коленом к платформе. Тот бился молча и страшно, протягивая руки к ведьме.
Что-то изменилось в воздухе. Жакоб Инститорис не сразу понял, что праведницы прекратили петь, а ещё через полсекунды увидел — почему.
Из хода, ведущего наверх, сияя ослепительным светом, выехало нечто, отдаленно напоминающее одну из Обителей Христовых, но вопреки заветам Его ехало оно не по рельсам, а над ними! Значит, это… Даже эту простую мысль Жакоб додумать не успел.