Слишком много колдунов
Шрифт:
И пошла как ни в чем не бывало, вытаскивая из под телег и из канавы у дороги своих попутчиков, одного за другим. Выяснилось, что мужчины в обозе были, а некоторые даже были вооружены. Питер стоял и смотрел, как возничие и пассажиры неумело, но очень энергично отвлекают и успокаивают лошадей, забрасывают вещи обратно на подводы и потихоньку трогаются, один за одним.
— Смотри, — вдруг сказал Аслан. Он выбрался из кабины и стоял рядом с ним.
Навстречу спасённому от грабителей обозу шагала большая нестройная колонна. Судя по одежде, это были деревенские жители, почти все они шли пешком, лишь некоторые ехали на ослах или мулах.
— Эй, господин хороший, — обратился к Питеру весёлый мужичок с небольшим мешком за плечами. В мешке сидел, точнее, стоял ребёнок и сосредоточенно сосал грязный палец. — Далеко до городу-то ещё?
— Двенадцать лье, — сказал Аслан вместо Питера. Мужичок с лёгким удивлением посмотрел на него, поблагодарил и пошёл дальше. Больше с ними никто не разговаривал, поток людей иссяк через минут десять.
— Одни бегут из города, другие в город, — сказал Аслан задумчиво, затем вдруг вспомнил что-то и позвал. — Жак!
— Чего? — из дверцы саней высунулась голова свободного финансиста, который по своему обыкновению старался лишний раз не высовываться.
— Как это понимать? — спросил его эвакуатор. — Куда они идут?
Жак ступил на землю, поглядел сначала вслед обозу, затем в спины деревенских.
— Это Фуке, — сказал он неохотно. — Он обещал им место в столице.
— Зачем? — поразился Аслан.
— Не всем, конечно, — сказал Жак. — Только тем, в чьей семье есть солдат из Легиона.
— Умно, — с нехорошим спокойствием произнёс Питер. — Очень умно.
— Да, — с досадой сказал Жак. — Это опора его режима, каким бы он ни был.
— Оч-чень интересно, кто ему это подсказал.
— Не я, — мрачно сказал финансист. — Может, он сам.
— А чем он их будет кормить? — спросил Аслан. — И где он собирается их поселить? Лютеция им что, пузырь бычий?
— Ох, кто бы говорил, — сказал Жак и тут же поднял руки. — Шучу. Шучу!
— Ну, — тем же спокойным голосом проговорил Питер, — я думаю, что, например, у нас на Рю де ла Пэ можно поселить целых не одну, а две или даже три семьи.
— Ничего не понимаю, — мрачно говорил Аслан, залезая обратно в кабину водителя. — Совершенно. Чувствую себя полным… имбецилом.
7
— Людей что-то нет, — произнёс Аслан.
— Вижу, — сказал Питер.
Этот краткий диалог прозвучал уже в третий раз за последние двадцать минут. Шёл пятый час их пути, и по всем расчётам они уже должны были приближаться к Кале, городу на побережье. Старуха Прелати и Майя тоже перебрались в кабину Аслана, без разрешения; эвакуатор лишь косился на них, но ничего не говорил. Женщины пристально смотрели вперёд, на освещённую заполуденным солнцем равнину с нерастаявшим ещё снегом. Майя, несмотря на недавнюю ссору с бабушкой, крепко держалась за её руки, вполне возможно, сама не замечая этого.
Прелати издала короткий возглас, и Питер в ту же секунду увидел. По левому борту от них появились величественные сооружения — ажурные сетчатые конструкции, напоминающие короткие наблюдательные вышки, расположенные когда-то в строгом порядке, а теперь смятые и раздавленные неумолимым временем.
— Крылатые башни, — сказала Прелати. — Почти приехали.
— Маленькие какие-то, — с сомнением заметила Майя. — Я что, так сильно выросла?
Питер, Аслан и появившийся в дверях кабины Жак тотчас же увидели, что у некоторых башен и правда есть крылья, как у мельниц. Аслан снизил скорость, и некогда грандиозные сооружения проплывали мимо «Фуксии» и «Сельди», забытые, полуразрушенные, но по-прежнему хранившие свою тайну и тайну тех, кто их создал. Господи, думал Питер, мы ведь ни черта не знаем, совсем, ничегошеньки. Попрятались в городах, вцепившись в собственное невежество и держась друг за друга, отказались от знания, которое слишком велико для нас, живём как муравьи, случайно поселившиеся в забытом чьём-то доме. Те, кто живёт в деревнях, рядом с лесом, рядом с тем, что осталось от древних, знают больше — и то ненамного, потому что тоже боятся узнавать, боятся открыть глаза на мир, который нас окружает. Мир, который надо узнавать и изучать, иначе его тайны узнает и использует кто-нибудь другой… как Жан Легри, например. Мир, который, возможно, в один прекрасный день потребует, чтобы его узнали — иначе будет слишком поздно. Мир, который однажды вдруг пойдёт своей дорогой — и вот тогда уж точно будет поздно; Питер незаметно покосился на Прелати.
— Стойте, — сказала вдруг Майя глухо. Аслан послушно шевельнул штурвалом, и объект класса тэ-четыре номер двадцать восемь дробь два остановился с небольшим разворотом, подняв кучу снежной пыли. Питер вдруг подумал, что, наверное, со стороны их кавалькада во время движения очень здорово смотрится, хорошо бы поглядеть при случае; наверное, столб земли и снега, наверное, сани сияют на свету, и паруса двигаются как живые, отбрасывая мириады солнечных зайчиков во все стороны.
Тем временем девочка долгую минуту пристально вглядывалась в ледяную холмистую равнину, на которой кое-где виднелись деревья, затем произнесла таким же глухим голосом:
— Здесь были дома. И мой дом тоже.
— Кале, — негромко произнёс эвакуатор. — Судя по карте, Новый Кале. Старый Кале — где-то там.
— А где море? — полюбопытствовал Жак.
Аслан ткнул свернутой в трубку картой куда-то направо. Майя внезапно сморщилась, прижала сжатые в кулачки руки к лицу и затряслась беззвучно. Прелати сказала дрогнувшим голосом:
— Майя.
Девочка не реагировала.
— Я же тебе рассказывала. Ещё тогда.
Старуха обвела взглядом троих друзей и указала в сторону равнины.
— Это ледник. Город… Город под ним.
— Чего? — тупым голосом произнёс Жак. — Это что, это всё лёд?
— Да, — сказала старуха. — И где мы стоим, тоже лёд. Мы едем по льду, давно уже.
— Надо же, — сказал вдруг Аслан. — Быстрее, чем я думал.
— Там же деревья растут, — недоверчиво произнёс финансист. — Вон там.
— Растут, ну и что? — сказал эвакуатор. — Не вижу, почему бы на леднике не расти деревьям.
— Там же лёд, — упрямо сказал Жак. — Как на льду могут расти деревья?
— Ледник, он не состоит исключительно изо льда, — начал объяснять Аслан. — Как ни странно. Лёд, это лишь часть ледника. Сверху на нём крупный снег, который снегом-то назвать нельзя, поэтому мы называем его снежным гравием. Под снежным гравием находится лёд. Этот лёд — очень твёрдый, ему много лет, может быть, сто или двести. Когда ледник движется…
— Стой-стой-стой! — Жак даже подскочил немного. — Движется? Ты сказал — движется?
— Ну да, — сказал Аслан удивленно. — Медленно, но движется. С севера на юг.