Слишком много колдунов
Шрифт:
— Старая бедная женщина, которая говорит как дама из общества. Дама из общества, служащая простой горничной. Простая горничная, бегущая по стране неизвестно от чего и зачем. Мы могли бы обыскать и вас, и Майю, посмотреть, что у вас в сундучке. Допросить вас по отдельности — ну, вы же знаете нашу страну и наши порядки. В конце концов, дождаться, когда легионеры с вами закончат и поглядеть, придут ли те, кого вы ждали.
— Но мы вас просто спасли, — сказал Жак зло. — И просто хотим знать, что происходит. А вы…
— И мы прощаем вас за это, мадемуазель Прелати, — перебил его Питер, глядя куда-то в сторону рощи и ввысь. — Хоть это и не принято
После этих слов Питер направился к саням, Аслан кивнул и полез в кабину, а Жак оглядел старуху с ног до головы и сделал вежливый жест, пропуская её с девочкой вперёд. Прелати холодно посмотрела на него и пошла к саням, невозмутимая. Через два шага она поняла, что что-то не так: в левой руке её не было привычного ощущения ладошки Майи. Женщина обернулась. Девочка стояла, спрятав руки за спину, и глядела ей прямо в глаза, насупившись.
— Майя, — строго сказала Прелати. — Пойдём.
— Бабушка, расскажи им, — сердито сказала Майя. — Они хорошие.
Аслан застрял в дверце, Питер остановился на полушаге, а лицо Жака оживилось, он поднял брови и начал оглядывать всех по очереди.
— Майя, — Прелати повысила голос. В ушах почему-то зашумело.
— Расскажи им! — крикнула девочка. — А то убегу.
— Беги! Беги и сдохни! — заорала Прелати. — Я тебя вырастила, а ты!
— Расскажи им, — голос Майи стал тише, но приобрёл явственный отзвук металла.
Пять долгих-предолгих секунд две женщины, старая и юная, смотрели неотрывно друг на друга, затем мадемуазель Прелати длинно вздохнула и как-то сразу вся уменьшилась. Она отвернулась от строптивой внучки, которая не была ей внучкой, залезла в «Фуксию», села на сиденье у выхода. Аслан осторожно, словно боясь спугнуть, выбрался из кабины и застыл рядом с Питером и Жаком.
— На острове Британия, на берегу моря, — начала мадемуазель Прелати, — есть замок. Там живут мой брат Франциск и его жена. Её зовут Клотильда Меффрэ.
5
Нони попыталась сфокусировать свой взгляд. Сознание человека не слишком приспособлено для прямого управления органами, это достигается путем долгих и весьма специальных тренировок. Нони об этом не знала и скоро её стошнило.
Через пять минут она догадалась закрыть один глаз рукой и попробовать оглядеться. Рука слушалась совсем неохотно, и Нони несколько раз промахнулась — въехала рукой сначала мимо, по подушке, потом по уху, а затем и по лицу. Мутные плывущие очертания некоего ложа с высокими бортиками. Вроде высокий потолок. Что-то наподобие вешалок там и сям. Яркий солнечный свет за окном, похоже, уже давно полдень. Запах её рвоты и сильный запах больницы вообще.
Почувствовав, что желудок снова подкатывает к горлу, она закрыла глаза. Легче не стало. Под веками плавали шершавые блямбы красного, фиолетового и зеленого света. Внезапно она поняла — это не вешалки, это капельницы. Хотелось умереть.
Откуда я знаю, что такое «капельницы»?
Неприятный голос произнёс:
— Для слабых людей смерть интересна не столько избавлением от мук, сколько переходом в иное состояние.
Блямбы под веками отозвались жёлто-сиреневыми сполохами.
Нони не стала открывать глаза.
К черту. Пошла к чёрту.
Её всегда удивляло, почему незваные проповедники появляются именно тогда, когда всё уже кончилось и ничего нельзя изменить. Почему бы ей не остановить её заранее, или по крайней мере спрятать получше эти таблетки… Где она была раньше?
Стоп. Какие таблетки? Какое раньше? Кто? Кто я?
Ощущение было так себе: примерно как гулять по цветочному лугу и оказаться на краю черной пропасти, отчаянно балансируя руками, чтоб не полететь вниз. Я живу в Северном Голливуде, нет, я живу в Париже. Играю в театре на Буальдьё, но умираю в Нью-Йорке на экране. Я ложусь в белую теплую ванну под аплодисменты лучших врачей мира, чтобы уснуть на много лет, и вижу длинную серебристую иглу, которую целит мне в шею железное чудовище, торчащее в моей спальне. Я флиртую с Джонни, с умным, тонким, нервным, талантливым Джонни, и не люблю Жака — просто потому, что...
Нони летела в черную пропасть. Последний звук, который её мозг успел воспринять — мертвый, однотонный тревожный писк неживого механизма.
А по комнате суматошно бегала толстая женщина в жёлтом платье и наспех накинутом белом халате. Она подкатила несколько капельниц к недвижному телу, ввела длинную и тонкую иглу и почти сразу же вытащила. После этого начала нажимать кнопки и клавиши, расположенные на панно в изножье; раздался легкий свист и тело Нони начало окутываться белым паром, шедшим прямо из-под неё.
— Ах чёрт, да что же я делаю, — досадливо пробормотала толстуха. Пар исчез, писк прекратился. Удивительно красивая Нони лежала недвижно, дышала ровно, глаза её были закрыты. Толстуха некоторое время смотрела на неё.
— Хоть бы получилось, — сказала она себе негромко. — Господи, помоги мне.
Госпожа Клотильда Лоис София Меффрэ была женщиной решительной и целеустремлённой — из тех людей, что полагают мир исключительно декорацией для блистательного воплощения своих принципов. Давным-давно, когда она была некрасивой девочкой из хорошей семьи, попала ей в руки странная книга без обложки, в которой рассказывалось о приключениях двух героев с дурацкими именами — один из них бродил по лесу, а другой внутри и около какого-то здания, причем понять, что и почему там происходит, было трудновато. Клотильда нетерпеливо пролистывала непонятное — и вдруг наткнулась на описание колонии. В колонии жили одни только женщины, были они могущественны, неуязвимы и плодовиты, причем рожали опять же женщин, а мужчины занимали подобающее место: служили новым хозяйкам мира.
Это было прекрасно: могучие полуобнаженные богини небрежно повелевали живым и неживым, вели душевные беседы низкими красивыми голосами, а хилые, униженные мужчины шныряли где-то фоном, стараясь не попадаться на глаза. Потрясенная Клотильда промечтала всю ночь, а наутро решила твердо, что посвятит этому свою жизнь.
Нони, которая сейчас была вне опасности, была ключевой деталью её плана. Спасти женщин, стать одной из матерей новой, лучшей расы — вот какой была её миссия. Сама судьба привела её сюда, временно, правда, поморочив перед встречей — госпожа Меффрэ, а точнее её строптивая и неумелая помощница, сестра её непутёвого мужа, опоздала к тому месту, где эвакуаторы нашли Нони, буквально на неделю. Но всё устроилось как нельзя лучше, Прелати исправила свою ошибку — и сейчас будущая мать нового человечества, получив тонизирующего раствора, лежала тихо и покойно. С беспокойством и нежностью госпожа Меффрэ смотрела на актрису, проспавшую почти три сотни лет; так смотрят мамы на своих детей.