Слишком рано… слишком поздно
Шрифт:
А потом настало утро. Жестокое и холодное, не жалеющее девушку, которая застыла на постели и безучастно смотрела куда-то в одну точку. Воспоминания были смазанными, но одно она понимала точно. Это был не Вова. Он бы так не поступил. Отчего-то она так цеплялась за эту мысль. Наверно, не хотела разочаровываться в своем принце. Как она оказалась в общаге, Аня совершенно не помнила. После холодного душа просто упала на кровать и утопила лицо в подушку. Вот тогда пришли они. Горькие слезы разочарования. В себе, в людях да и во всем вокруг. Идти жаловаться некуда и некому, доказательств изнасилования не было. Опоили ее добротно, считай сама отдалась.
Именно в таком состоянии ее и нашла Светка. У соседки тоже дела шли не лучше. Насколько Аня знала, ее очередной ухажер свалил в закат, оставив Светку с двумя полосками на тесте. Сегодня она как раз должна была вернуться из поликлиники, куда отправилась на аборт. Светка как-то мигом постарела: серый цвет лица, мешки под глазами и трясущиеся руки мелкой дрожью. Вот так, была красавица и куда-то испарилась, обнажив уставшую и потрепанную Светку из села. Посмотрела на зареванные глаза Аньки и молча кинула ей оставшуюся коробку теста на беременность.
– Не надо, – попыталась отказаться девушка.
– Пригодится, – сухо произнесла Света, – эти уроды любят без резинки. Хоть помнишь, кто это был?
– Нет, – закусила губу Аня и почувствовала боль, а затем и металлический привкус крови во рту. – Опоили.
– Хреново. Что ж подруга, поздравляю тебя со вступлением во взрослую жизнь. – Как-то глупо прозвучала фраза от Светки. И жестоко. – Ну что, слетели твои розовые очки?
Аня отвернулась. Да, разбились, больно раня глаза осколками стекол. Но о таком не говорят, не признаются. Хотя Свете и не нужны были объяснения. Она сейчас сама себе напоминала больше раненное животное, чем вершительницу судеб. В их комнату надолго поселилась тишина. Обе девушки пытались строить свои жизни дальше, зализывая свои раны только им доступными способами. Только если Аня полностью ушла в учебу, то Света быстро нашла утешение в других руках. Снова расцвела, снова строила наполеоновские планы на столицу. И как будто и не было в ее жизни ни больницы, ни аборта.
– Да ладно, – говорила она, – с кем не бывает. Я что ли там первая? Или последняя? Жизнь-то продолжается, чего киснуть?
И снова куда-то порхала, так похожая на мотылька, не берегущего своих крыльев от пламени. Но Аня так не могла. Даже в тот момент, когда дурное предчувствие перетекло в полосы на тесте. Шок, неверие, ужас. Ни чуть не подходящая гамма чувств для будущей матери. Но разве ошибка, допущенная Аней должна стоить жизни еще не рожденному ребенку? Как она будет жить дальше, девушка не знала. Но для себя решила точно: ребенку быть.
– Дура!– Причитала Светка, – возьми деньги и не порти себе жизнь. Молодая же еще! Да кому ты нужна будешь с балластом?
– Ребенку. Ребенку и нужна буду. – Твердо стояла на своем Аня.
– Подумай, куда ты приведешь ребенка? В нищету? Что дать сможешь? Безотцовщину растить будешь?
Но Анна не слушала соседку и ее истеричные выпады. Собирала скромные пожитки в потрепанную дорожную сумку. С учебой уже не складывалось, токсикоз накрывал с головой. Как ни крути, комнату нужно было освобождать. Пришлось заткнуть свою гордость подальше и показаться на глаза матери. Та лишь смерила ее тяжелым взглядом, мол, что и требовалось доказать. И нехотя произнесла:
– Так уж и быть, дам тебе, приблуде, угол. Не выгонять же тебя в зиму? То, что мать оказалась шалавой, ребенок не виноват. Очухаешься после больницы, все хозяйство на тебе. Отрабатывать жратву будешь. И половину детского пособия будешь мне отдавать. Ясно?
Аня крепче сжала зубы, ведь понимала, что нужно перетерпеть немного. А там ясли и она сможет выйти на работу. Хоть дворником, хоть уборщицей, но выберется и вытянет себя с малышкой.
– О, Ефремова, бегаешь уже? – вырвал из прошлого голос врача.
Аня утерла слезинку краем рукава и улыбнулась.
– Молодец, – Григорий Федорович одобрительно кивнул. – Надо расхаживаться во избежание спаек. Чувствуем себя как? Да ты ложись, сейчас утренние манипуляции делать будем.
– Ничего, больно немного и откашляться не могу. – Девушка покорно заковыляла к кровати.
– Пройдет, потерпи чуть-чуть, – заверил мужчина и обернулся ко второму врачу, – принимай Олег Витальевич, здесь кесарево. Прошло все хорошо, ребенок девять баллов по шкале Апгар, без отклонений. Мамочку сам видишь. Да ты ложись Анют, ложись.
Второй мужчина прощупал ее живот и, обработав шов зеленкой, прикрыл его свежей марлей. Деловито что-то записал в блокноте и наконец-то обратился именно к ней:
– Так, сегодня еще обезболим вечером, а дальше посмотрим. Питание легкое, за диету расскажет медсестра. Пей больше жидкости и старайся расхаживаться, но без фанатизма. – Олег Витальевич поднялся с кровати. – Хорошо, Гриша, что в седьмой?
– Там сложнее. Эко, двойня, но затихшие схватки. Пришлось тоже делать кесарев, иначе…
Но дальше Аня не слышала, так как врачи покинули палату. И как-то стало на душе у девушки печально. Надо же, в эту ночь она не была одинока. За стенкой была еще одна роженица, которой посчастливилось стать мамой в новогоднюю ночь. Все мысли мигом обрываются, как только дверь в палату снова открылась и на пороге показалась медсестра со свертком в руках.
– Ну что, мамочка, а вот и мы. Доченька пришла в гости! – С этими словами, она осторожно передала малышку в руки Ани. – Будем знакомиться и учиться нехитрому уходу.
Эта девушка понравилась Ане больше, чем грубая Елизавета. Вера детально рассказывала и показывала, как надо проводить утренний туалет младенца, как держать, как прикладывать к груди. С последним, кстати, не задалось. Малышка крепко спала и никак не реагировала на маячивший перед ее носом сосок. Аня старалась внимательно слушать, но все же отвлекалась на личико дочки. Смотрела на нее, словно на неведомую зверушку и с ужасом понимала, что боится остаться одной наедине с этой крохотной куклой. Не представляла себе, как будучи самой в едва нормальном самочувствии, уследить за этой крохой.