Слишком редкая, чтобы жить, или Слишком сильная, чтобы умереть
Шрифт:
– У меня тоже такое бывает, – честно призналась я.
– Еще же масло подсолнечное вонючее-превонючее было, но нам так нравилось.
– А наше самое коронное блюдо помнишь?
– Гоголь-моголь, – с ходу ответила подруга.
– Сырое яйцо, соль и черный хлеб.
Оказалось, мы обе до сих пор балуем себя этим некогда крутым для нас блюдом. Вспоминали, как плавили сахар на сковородке, как он застывал и какие отличные бесформенные жженые леденцы получались.
Теперь мы постоянно созваниваемся. А когда она приехала в Москву, мы встретились, и мне показалось, что ЗАПАХЛО ДЕТСТВОМ... Сели в кафе и заказали себе гоголь-моголь. Официант не понял, что это такое, пришлось объяснить. Сидели, наслаждались
– Меня за то, что мы у магазина попрошайничали, ремнем дома били, – призналась подруга. – Брат мимо магазина шел, увидел, как мы к прохожим пристаем, сдал меня матери.
– Надо же, а почему ты раньше мне про это не рассказывала?
– Мелкая была. Хотела, чтобы ты не разочаровалась в нашей дружбе. Ты же никогда и ничего не боялась.
– Ну да. Когда тебя из дома не выпускали, я одна на дело ходила.
Мы все никак не могли наговориться, словно и не было всех этих лет. Будто за столом сидели две маленькие девочки и вспоминали свои проделки. Мы смотрим на мои небольшие шрамы на коленях и смеемся.
– Это с детства. Колени не успевали заживать, и ты вновь падала. Я тебя без зеленки не помню. Ты быстрее всех бегала, не рассчитывала скорость и падала.
– Я просто никогда не смотрела под ноги, – весело отвечаю я и ловлю себя на мысли: как здорово, что мы встретились.
Когда мама работала в ночную смену, она оставляла меня ночевать или у соседей, или у знакомых. Вообще народ там был очень дружный и добрый. Мы даже двери днем не закрывали на ключ. Это считалось дурным тоном. Зачем? Все свои и все друг друга знают. Я, как сын полка, ночевала то у одних знакомых, то у других.
Поскольку мама работала в круглосуточном режиме и я была предоставлена сама себе, у меня выработался очень свободолюбивый характер, и маме было со мной достаточно сложно. Я с детства не знала слова «нет», всегда делала то, что хотела, и была крайне упрямая. Когда кто-то шептался за моей спиной о том, что мой отец влюбился в убийцу, слетел с должности и бросил нас с матерью, я не обращала внимания на злые языки, всегда могла показать зубы и уже с детства получила прививку от общественного мнения.
Дворовые мальчишки дали мне кличку, и когда дразнили, всегда кричали:
– Страус длинноногий!
Я дико злилась, махала кулаками и обижалась. А вот сейчас думаю, какая же я тогда была глупенькая, ведь они мне делали комплимент.
Когда маму перевели на другую работу, мы уехали из поселка в город Артем. Мама вышла замуж во второй раз, а в моей жизни появились сводные брат и сестра.
Самые неприятные воспоминания – как из года в год мы сажали картошку. Господи, как же я ненавидела эти картофельные плантации! Пашешь и конца края не видно несколько дней. Не любила май, потому что именно тогда нужно было сажать картофель, и август, потому что его нужно было выкапывать.
Самые приятные воспоминания – как мама отдала меня в балет и какое наслаждение я получала от занятий. Небольшая балетная школа, где занималось всего несколько человек. Я летела на занятия словно на крыльях, трудилась до седьмого пота и мечтала танцевать на сцене Большого. В выходные брала ключи от класса, вставала у станка и занималась в гордом одиночестве. Даже помню, как письмо написала в журнал «Советский балет». Рассказала о том, что обожаю балет и готова заниматься им круглые сутки, но живу в маленьком городе, где балет преподают на любительском уровне и нет никаких перспектив, а так хочется позаниматься под руководством профессионала и сделать карьеру именно в этой области. Описала свой маленький шахтерский городок, свой балетный класс и свою преподавательницу, которая обещала свозить меня во Владивосток, показать хорошим хореографам, но как только
Помню, как расстроилась, когда мне пришел ответ из журнала. Там было сказано, что в моем городе действительно нет возможностей карьерного роста в выбранном мной направлении и что было бы лучше, если бы я увлеклась русскими народными танцами. Плакала тогда навзрыд. Порвала письмо, взяла на вахте ключи от балетного класса и пошла заниматься.
Самая большая потеря детства – гибель одноклассницы. Мы пришли утром в школу, а нам объявили, что Наташи больше нет. Она с ребятами ночью полезла в чужой огород за клубникой. Из дома вышел дед с ружьем, выстрелил и попал прямо в нее. Другие дети испугались и убежали. Говорят, Наташа еще несколько часов живая на грядках лежала, и только оттого, что ей не оказали помощь, умерла. Дети вернулись по домам, но побоялись рассказать родителям, что произошло. Дед так и не понял, что в темноте кого-то застрелил, и ушел в дом. Тело Наташи обнаружили только утром. Хоронили всей школой. Дед так и не раскаялся в содеянном. Когда его спросили: почему стрелял по детям, он сказал, что по-другому они не понимают и это будет для всех хорошим уроком – нельзя воровать. Помню, как стояла на похоронах и чувствовала страх. Вот так, полезешь в чужой огород за клубникой и получишь пулю. Никто и не посмотрит на то, что ты ребенок.
В детстве я не была красивой. Совершенно обычная внешность, куча комплексов. Единственное, что меня выделяло – очень сильная харизма и твердый характер – умела отстаивать свою точку зрения.
Я страшно комплексовала из-за того, что не могла себе позволить одеться так, как другие. Зимнее пальто, рукава которого мы удлиняли каждый год, как только я подрастала. Получались большие манжеты. То же самое происходило и с брюками. Увеличивали манжеты внизу, и брюки можно было носить.
Цену деньгам я узнала очень рано. Помню, как однажды по дороге в магазин я потеряла рубль, который отчим дал мне на хлеб. Тогда были совсем другие цены, батон хлеба стоил примерно двадцать две копейки. Когда я подошла к булочной и поняла, что где-то выронила железный рубль, перепугалась страшно. Полдня ходила по дороге от дома до магазина и пыталась его найти. Не нашла. Отчим сильно ругался и заставил стоять в углу до глубокой ночи, объясняя, сколько времени моей маме пришлось за этот рубль работать. С тех пор я стала бережнее относиться к деньгам. Понимала: чтобы иметь деньги, нужно очень много за них заплатить.
Сколько себя помню, всегда трудилась. Школьницей, на летних каникулах, работала нянечкой в детском садике. Правда, получала совсем немного, так как на работу меня брали неофициально, ведь я была совсем ребенок. Мыла окна, полы, посуду, носила тяжелые ведра, кастрюли, кормила деток. Ранним утром носила почту. Очень любила запах свежих газет. А еще я всегда много читала. Особенно по ночам с фонариком под одеялом, чтобы родители не ругали. Благодаря чтению уносилась в другой мир и отвлекалась от серых будней.
Навсегда запомнила свою самую большую зарплату. Тогда на всех летних школьных каникулах я работала посудомойкой в пионерском лагере и, получив свои первые нормальные деньги, купила себе модный плащ. Какая же гордая и важная я тогда ходила – не передать словами!
Хотя я не была красавицей, у меня не было отбоя от мальчишек. Наверное, их привлекала моя неуемная жизненная энергия, открытость и чрезвычайная смелость.
В старших классах я уже вовсю встречалась со своими сверстниками. Первые поцелуи, первые робкие признания в любви... Гадкий утенок стал превращаться в прекрасного лебедя, и я все чаще и чаще любовалась своим отражением в зеркале.