Слишком редкая, чтобы жить, или Слишком сильная, чтобы умереть
Шрифт:
Моим самым любимым праздником был и остается Новый год. Мне нравится предновогодняя суета, волнительное ощущение чуда и ожидание, что именно в новом году в моей жизни все переменится к лучшему. Новый год открывает завесу волшебства и радости, веру в то, что исполнятся все желания.
Новый год ассоциировался у меня с мандаринами. В советские времена мандарины были жутким дефицитом, продавались только в канун праздника и всегда по знакомству. Мои родители приносили ящик мандаринов, ставили его в кладовке и понемногу выкладывали эти яркие оранжевые шарики на стол. Чтобы наесться мандаринов вдоволь, нужно было дождаться Нового года. Я постоянно ныряла в кладовку, запускала руку в небольшой ящик и наслаждалась не только вкусом мандаринов,
Мандарины, шампанское, салат оливье, вкусный торт наполеон, который каждый год пекла мама, счастливые родители и многочисленные родственники – именно таким был в нашей семье Новый год. Все школьные годы я была Снегурочкой и вела как школьные, так и городские елки. Это было замечательное и по-своему счастливое время. Я в нежно-голубом костюме и красивом парике с белыми длинными косами с Дедом Морозом, моим одноклассником, импровизируем, танцуем и раздаем подарки... И так несколько елок в день. Я до сих пор помню счастливые глаза детей, их смех, восхищение и веру в то, что мы настоящие. Дети дергали меня за косы, читали стихи, пели песни и загадывали самые невероятные желания.
Поздно вечером, после очередной елки, мы с Дедом Морозом шли в школьную столовую в надежде получить безумно вкусный яблочный пирог, испеченный нашими поварами. Именно так нас награждали за многочасовой труд, ведь, по сути, мы еще сами были детьми. Я часто вспоминаю, как мы торжественно разрезали этот пирог и с каким блаженством ели его. Тогда нам казалось, ничего нет вкуснее на свете. Я снимала косы, бросала на соседний стул, ела пирог и смотрела на снявшего бороду одноклассника влюбленным взглядом. И нам совсем не было грустно, оттого что все эти каникулы придется стоять на городской площади, мерзнуть и развлекать народ, ведь мы вместе и каждый вечер имеем возможность есть такой вкусный пирог!
А в новогоднюю ночь мой Дед Мороз зашел за мной на елку, едва стоя на ногах, а попросту сильно пьяный. Борода съехала набок, шапка поползла на глаза, а о равновесии оставалось только мечтать. Я хорошо помню, как я, хрупкая Снегурочка, буквально тащила на себе пьяного Деда Мороза и, посадив его на стул рядом с главной елкой нашего города, пыталась вести праздник одна. Дед Мороз сидел просто для фона. Я помню, как стала вести конкурс, и толпа рухнула со смеха. Я подумала, что делаю что-то не так. А когда оглянулась, то увидела упавшего Деда Мороза, который тянулся за мешком подарков и заплетающимся языком пытался прочитать стишок. В ту ночь я сильно обиделась на Деда Мороза.
Под утро я плелась домой жутко уставшая, а протрезвевший Дед Мороз ковылял за мной и бормотал извинения. Догнав меня, он подарил мне шоколадное сердце, которое сам заказал на кондитерской фабрике. Это было первое сердце, которое мне подарил мужчина, и пусть оно шоколадное, но ведь этим мужчиной был сам Дед Мороз. Это было так трогательно и неожиданно. Первое сердце, первое признание в любви и первые робкие поцелуи...
Я до сих пор верю, что новогодняя ночь – особенная и в это время может произойти все что угодно. Я верю в чудо, которое обязательно придет в мою жизнь и все изменится. Даже сейчас я наряжаю свою дочь восхитительной снежинкой на новогодний бал и пытаюсь убедить ее в том, что на Новый год к нам обязательно придет Дед Мороз. Дочь улыбается и упрекает, мол, такая большая, а веришь в сказки, Морозов нет, это обычные дядьки
ГЛАВА 3
Мой первый взрослый кавалер оказался наркоманом. Высокий, красивый парень, с которым у меня закрутился бурный роман, временами вел себя странно, а я все никак не могла понять, почему. Он почти ничего не ел, постоянно хотел пить, да и глаза у него вечно были красные. Мог ни с того ни с сего заснуть на несколько минут прямо в кинотеатре. Настроение у него быстро менялось, но чаще он был вялым. Его пассивность меня, девчонку, из которой энергия бьет ключом, просто убивала. А еще я очень удивлялась, что даже в сильную жару он носит рубашки с длинными рукавами и какие у него неестественно широкие зрачки, причем независимо от настроения. Отрешенный взгляд и чересчур замедленные движения. Временами казалось, парень пьян, но запаха алкоголя не было.
Однажды в гостях мой кавалер ушел на кухню, и я пошла следом. Он попросил меня вернуться к друзьям и сказал, что ему нужно побыть одному. Я сделала вид, что ушла, но вернулась и увидела, как он, сидя на стуле, слегка закатал штанину, спустил носок и стал колоть себя в вену. Мне стало нехорошо, все поплыло перед глазами.
– Витя, ты наркоман, – прошептала я.
Виктор вытащил иглу и отрешенно посмотрел на меня:
– Ну что ты пришла? Я же сказал, что хочу побыть немного один.
– Ты наркоман?!
– Да, – он улыбнулся.
– Как же так... А давно?
– Три года.
– Как же ты... почему не сказал?
– Зачем тебе?
– Как же так? Я должна знать.
– Это абсолютно нам не мешает, я просто так расслабляюсь.
Учитывая, что у Виктора уже не за горами армия, я тут же подсчитала в уме, что он колется со школьной скамьи.
– А почему ты колешь в ногу? – Не знаю, зачем я задала этот дурацкий вопрос, и так все ясно.
– Потому что уже нигде места нет. Сплошные узлы, – спокойно ответил он.
– А почему ты мне раньше ничего не сказал?
– Боялся тебя потерять, – честно признался он.
– И что же, ты считаешь, я буду продолжать отношения с наркоманом?
– Ну не оставишь же ты меня погибать, – самоуверенно произнес Виктор. – Если будешь со мной, обязательно брошу.
Я испугалась не на шутку и поняла, что должна освободиться от него как можно быстрее. Зачем мне человек, которому жизнь не нужна?! Наркотики забирали у Виктора остатки воли, стремления и упорства.
Он постоянно кололся. Когда мы были вместе, просто говорил, что ему нужно отлучиться на несколько минут, и я понимала, что ему необходимо сделать укол. При этом он еще и умудрялся курить траву. Иногда у него возникали зрительные галлюцинации, иногда депрессии. Он часто повторял, мол, если мы будем вместе, он обязательно выкарабкается. Клялся, божился, но не бросал наркоту. Умолял меня помочь справиться с этой заразой, просил не оставлять его на погибель, вызывая во мне сильную жалость. Но я понимала: ЭТО НЕ ДЛЯ МЕНЯ. Я отчетливо осознавала: наркоман – это такое существо, которое ради наркотиков пойдет на все. Он погубит не только свою жизнь, но и жизнь тех, кто его окружает.
Самое ужасное, что Виктор отчетливо понимал, какой конец его ждет, но почему-то решил, что избавить его от этого смогу только я. Получается, что ответственность за свою жизнь он переложил на мои хрупкие плечи. Причем на вопрос, когда именно он бросит наркотики, сказать что-то определенное Виктор не мог и произносил только одно-единственное слово: скоро...
Мне стало казаться, что наркотики беспокоят только меня, но не его.
– Закончишь школу, поженимся, и я сразу брошу, – сказал он мне однажды в парке, покуривая траву.