Слишком сильный
Шрифт:
Мать и отец встревоженно переглянулись. Зотыч абсолютно спокойно продолжал курить.
— Здравствуйте, уважаемые! — подходя к столу, поклонился милиционер. — Извините, что прервал застолье!
— Почему прервал — садись! — воскликнул Леван. — Гостю всегда рады! Не бойся, когда, где, какая конференция была, спрашивать не буду! — Он довольно засмеялся.
Милиционер внимательно смотрел на невозмутимого Зотыча. Он переоделся в подаренный ему чесучовый китель Левана и выглядел почти элегантно, хотя китель
— Что… поймал, говоришь? — наконец поворачиваясь к гостю, насмешливо проговорил Зотыч.
— Что значит — поймал? — испуганно заговорил милиционер. — Как я могу кого-то поймать за столом всеми уважаемого Левана Михайловича! Просто спросить вас хочу — если хозяин позволит!
— Вообще, не время сейчас длинным разговорам, — весело проговорил Леван Михайлович. — Но если недолго — тогда спрашивай!
— Спросить тебя хочу! — устремляя на Зотыча горячий взгляд, заговорил гость. — Почему дома не живешь? Почему семьи не имеешь? У тебя что — детей нет?
— Настоящих… нет, — после паузы проговорил Зотыч.
— А какие есть? Ты дай мне адрес, я в отпуск свой, времени не пожалею, к ним съезжу, объясню, как родителей нужно уважать!
— Нет у меня ни сына, ни дочери, — со вздохом произнес Зотыч.
— А дом есть? — спросил Леван.
— А дом был! — поворачиваясь в его сторону, проговорил Зотыч. — Дом был! — повторил он. — Хороший дом, в Крыму!
— Ну… и что с ним стало? — нетерпеливо спросил гость.
— Был дом. И сад был. Ба-альшой сад! — мечтательно проговорил Зотыч. Наступила долгая пауза. Все вежливо молчали. Молчал и Зотыч.
— Ну… и?.. — нетерпеливо проговорил милиционер, но Зотыч молчал. Такие истории быстро не рассказываются.
— После войны, — вдруг заговорил Зотыч, когда мы уже потеряли всякую надежду, — демобилизовавшимся давали участки. Живи, стройся! — Он отрывисто затянулся и снова умолк. — …Участок, в Крыму… на склоне горы!
— Так вот ты откуда сад знаешь! — миролюбиво проговорил Леван.
— Сад? — Зотыч яростно повернулся к нему. — Какой сад? Дикий склон, заросший — не хочешь?!
Все виновато молчали. Зотыч явно становился хозяином положения.
— Я взял топор, — с сожалением погасив окурок в банке, продолжал он, — надел на голову мешок! — Мы удивленно застыли. — Ну там… с прорезями для глаз, надел рукавицы — и две недели, не вылезая, рубил на склоне заросли американской акации!
— Американскую акацию знаем — ядовитая колючка, — вставил милиционер.
— Ядовитая?! — Зотыч повернулся к нему. — Сверхъядовитая — не хочешь?!
Подавленный его напором, тот кивнул.
— Расчистил склон! — Зотыч сделал движение рукой, милиционер испуганно отодвинулся. — Стал строить дом! Я строил его… пять лет! — Он поднял пять заскорузлых пальцев.
— Ну, и, наверное, посадили что-нибудь? — как
— У меня росло все! — гордо проговорил Зотыч. — Инжир, орех фундучный! Все! И дом!.. Она все отняла!
— Кто… жена? — деликатно произнес отец.
— Если бы жена! — воскликнул Зотыч.
— А кто? — захваченный, как и все, тайной его жизни, спросил я.
В ответ Зотыч закурил новую папиросу.
— Однажды… — заговорил он. — Однажды я вернулся из города… не помню… ездил по каким-то делам…
— Ну неважно! — закричали мы, понимая, что дело явно не в этих делах, а совсем в другом.
— Вернулся уже под вечер, гляжу: у ворот (ворота уже были) стоит женщина!.. Красавица! — Он поднял глаза к небу.
— А-а-а, — почтительно проговорили мы.
— С ребенком на руках, — отрывисто добавил он.
— А-а-а, — несколько уже разочарованно проговорили мы.
— «Вы… такой-то такой-то?» — вежливо спрашивает. «Да, я такой-то такой-то», — отвечаю. «Здравствуйте! Вы-то мне и нужны! Я жена вашего брата!» — «Тогда милости прошу!» — Открываю ворота. А брат мой был генералом и в это время работал во Франции военным атташе!
— А-а-а! — снова почтительно проговорили мы.
— Ну, объяснила, что во время войны растерялись… выехать тогда за рубеж было трудно… я сразу же написал ему… хотя адреса точного не знал… и она утверждала, что тоже написала.
— Извините, я должен идти — дежурство! — вежливо поднимаясь, проговорил милиционер.
— Нет уж, раз хотел — слушай! — Зотыч насильно усадил его за стол.
Тот покорно сел.
— С ребенком на руках! — торжественно произнес Зотыч.
Наступила пауза.
— Ну и что? — наконец не выдержав, проговорила мать.
— Все! — отрывисто вздохнул Зотыч.
— Как — все? — удивились мы.
— Все! — проговорил Зотыч. — Этот ребенок… вырос… примерно со шкаф… и выгнал меня… из моего собственного дома!
Зотыч заплакал.
Отец торопливо налил ему вина, подвинул стакан. Зотыч глубоко вздохнул, медленно выпил. Все молчали.
— А как же… отец… шкафа? — спросил я.
— Умер! — резко ответил он.
— А что… своей семьи… у вас так и не было? — сочувственно проговорил милиционер.
— Вот моя семья! — вдруг показал Зотыч на нас.
— Кто ж, интересно, вы им будете? — ехидно спросил милиционер. — Дядя? Или внучек?
— Брат! — произнес Зотыч.
— У меня, вообще, уже есть два брата, — растерялся отец. — Ну что ж… пусть будет третий! — Он смущенно пошел к Зотычу.
Они обнялись. Милиционер уехал.
Впрочем, несмотря на все это, и на приглашения наши и Левана, Зотыч ночевать тут отказался, ушел к себе в лес, как партизан.
И в Ленинград ехал он не с нами, а параллельным курсом в товарном составе.