Слишком живые звёзды
Шрифт:
– Дравцовым.
– Да, точно! Мне просто хочется узнать, что было в голове у тех людей, придумавших ЕГЭ и ОГЭ.
Вика надула щёки, её глаза широко раскрылись, а сжатые в кулаки ручки начали мерно бить друг об друга несуществующие оркестровые тарелки. В сознании Егора сразу всплыла забавная обезьянка, делающая то же самое, только ещё сильнее выпучив глаза. Они оба засмеялись, и их общий смех вызвал тёплую улыбку у переодевающейся в соседней комнате официантки.
– Да, именно об этом они и думали.
– А что ты скажешь Дравцову, когда встретишь его?
– Что он болван. – Они оба улыбнулись, поймав взгляды друг друга. – Ведь ладно ещё ОГЭ и ЕГЭ, хотя это ещё те чудища, мучающие детей по ночам. То, КАК нам это преподают и подгоняют наше мышление под копирку,
– Пять.
– А у меня два. И знаешь за что? За грёбаное сочинение! Хотя тот текст, что я там написал, можно было бы без зазрения совести опубликовать в литературном журнале! – Его щёки снова воспылали, а вена на шее вздулась так, что казалось, будто она вот-вот прорвёт собой кожу. – Ты же знаешь, как заставляют писать сочинение? Не дают образец, а именно заставляют! Первое предложение должно быть вот таким – ни шагу ни влево, ни вправо. Второе предложение – ну, например, аргумент из текста, а третье – твой, бл*ть, личный опыт. И так должно быть устроено всё сочинение. Абсолютно всё! И что у нас выходит?
– Никакой индивидуальности?
– В точку! Вообще никакой! Каждое сочинение похоже на другое. И скажи, Вик, разве так должно быть? Разве наша система образования имеет право убивать в нас всякую индивидуальность?
– Не имеет. Но, Егор, – она посмотрела ему в глаза, – что можешь предложить ты?
– Касательно русского или вообще всей системы?
– И того, и другого.
– Ну смотри. – Он наклонился вперёд и упёрся локтями в ноги. Пока он говорил, его ладони непрерывно танцевали в воздухе, а взгляд был направлен в одну точку, пока сознание с сумасшедшей скоростью меняло в голове образы, через секунды превращающиеся в сформулированные предложения. – Я считаю, что у сочинения по русскому должен быть один простой критерий: раскрыл ты тему или нет. Раскрыл – красавчик, не раскрыл – добро пожаловать в Клуб Неудачников. И всё! Этого достаточно! Сочинения будут абсолютно разными! Понимаешь, – он облизал успевшие стать сухими губы и сглотнул, чувствуя слюну в пересохшем горле, – люди, которые умеют писать – и писать красиво – не смогут полностью, да даже частично показать свой талант, который, быть может, заметит проверяющая ОГЭ женщина. И хрен знает, как повернётся жизнь того парня после того, как уже, казалось бы, оледеневшее ко всему сердце проверяющей затрепещет при прочтении этого самого сочинения. А те, кто не умеют писать, из-за такой структуры и не научатся! Выходит, если наша система образования и не заставляет деградировать, то уж точно останавливает в развитии и не даёт расти дальше.
– Тише. – Вика перестала облокачиваться об стенку и направилась к Егору. – Я понимаю, у тебя эмоции – похоже, я тебя заразила, – но всё равно старайся говорить тише. – Она присела рядом с ним и, прижавшись к нему и закрыв глаза, тихо проговорила: – Продолжай. У тебя красивый голос, Егор. Только обними меня и говори сколько хочешь.
Он так и сделал. Своей рукой он обнял её и, запустив ладонь под её футболку, стал поглаживать плоский живот, медленно поднимающийся и опускающийся вниз. Он стал говорить чуть тише, но всё же его бас не позволял ему полностью переключить громкость своего внутреннего радио на более тихую.
– Только не засыпай. Нам скоро выступать.
– Я помню.
Она чуть поёрзала и, найдя удобную позу, ещё сильнее прижалась к нему. Никто из них и не заметил, что дышали они в унисон, будто были единым целым, одним организмом: их груди одновременно поднимались, когда воздух насыщал собою лёгкие, и так же синхронно опускались. Казалось, даже их сердца бьются в одном ритме. Её аура, её энергетика слились в нежном союзе с его аурой, его нравом. Каждый из них дополнял другого, приумножая его положительные качества и отсекая дурные. Они были зеркальным отражением друг друга, но в то же время были и абсолютно разными. Они были примером друг для друга и помогали этому примеру становиться только лучше. Такие отношения являются редкостью в этом корыстном мире, и яркий их пример сидел сейчас за кулисами маленькой сцены в дешёвом, находящемся на краю банкротства ресторане.
– Так что ты предлагаешь делать с нашей доблестной системой образования? Ну, кроме того, как надрать всем задницы.
– Ну… – Он так и не договорил предложение, уйдя в собственные мысли. Спустя минуту, когда Вика хотела уже легонько ударить его локтем, он заговорил. – Знаешь, я считаю, что, например, та же самая химия, по которой у меня чуть не вышло «два» в четверти, мне в жизни вообще никоим образом не пригодится. Ни этот херарий натрия, ни гидрооксид водорода.
– Такого не бывает.
– Как? Там же «Аш» и в скобках…
– Это вода.
– А… – Егор опять замолчал, предварительно поджав губы. – Ну вот видишь, мы снова доказали мою тупость. Да, может, я и глуп в химии, геометрии, алгебре…
– В общем, в физмате.
– Да, я чистый гуманитарий. И я не вижу смысла учить те предметы, что не принесут мне никакого проку в будущем. Поэтому я и делаю упор или просто не забиваю только на те предметы, что я буду сдавать на этом грёбаном ЕГЭ. Ну, биология, понятно – это мой профиль. С русским у меня проблем нет; разок я всё же смогу написать это сочинение так, как они этого хотят. Но вот алгебра с геометрией… – Он сделал небольшую паузу. – Даются мне с очень большим трудом. И пока я загружаю этим свой мозг, я упускаю возможность тратить время на то, что действительно может пригодиться мне в жизни. Я занимаюсь по несколько часов в день в школе, польза от которой каждый год сводится к минимуму, но не могу найти хотя бы пару грёбаных минут на развитие того дела, что может стать моим будущим… и принести мне успех. – Он вновь остановился и после медленно произнёс одно манящее слово, пробуя каждую букву на вкус. – Славу.
– Это всё замечательно, но ты всё же не ответил на мой вопрос.
Егор чувствовал, как голос её слабеет, как последние буквы её слов растворяются в воздухе и какой тяжёлой становится её голова на его плече. Она засыпала. Проваливалась в страну сновидений, туда, где с самого детства хранятся самые тёплые моменты – вымышленные и не совсем, – самые страшные отрывки ночных приключений по закоулкам собственного сознания и безумно личные переживания, создающие такие сны, большинство из которых останется с ней до конца жизни. Веки её прикрыли глаза, а пухленькие губы чуть приоткрылись.
То, как она засыпала, согревало Егору сердце и разливалось теплом по всему телу: от груди и до кончиков пальцев на руках. Видеть, как отдыхает твой любимый человек после и вправду тяжёлого дня, смотреть на то, как уголки его губ медленно поднимаются, пока мозг режиссирует приятный ему сон – наверное, одно из лучших чувств в человеке, порождающее заботу к спутнику своей жизни. Даже если этот спутник скоро покинет орбиту.
Вика задремала и уже приближалась к хоть и не глубокому, но всё же сну. Егор положил ладони ей на предплечья и, чуть сжав их, резко начал трясти её:
– ПОДЪЁМ! ПОДЪЁМ! ЭВАКУАЦИЯ НАСЕЛЕНИЯ! УИИИИИУУ! УИИИИИУУ!
– Ай! – Она дёрнулась и поджала плечи. Егор ослабил хватку и тут же вскрикнул, когда Вика ущипнула его за ладонь. – Дурак, блин! У меня чуть сердце не остановилось! – Игривая улыбка засияла на её лице. – Фиг я тебе дам заснуть сегодня ночью!
Их взгляды снова встретились, и, не говоря ни слова (лишь улыбаясь друг другу), они успели перехватить все мысли, пролетавшие друг у дружки в головах.
– Да нет! Не в этом смысле, дурашка! – Вика засмеялась, и смех её спросонья ещё не успел набрать ту силу, что заряжала позитивом всех окружающих её людей, поэтому он просто слабо разнёсся по комнате и отозвался мелодичным пением в груди Егора. Он прижал её к себе и тут же прильнул к губам. Поначалу она ещё пыталась что-то сказать, но в итоге сдалась, и теперь её огненные, палящие ярким пламенем волосы не скрывали их лиц. Их губы не желали отпускать друг друга, их языки танцевали бурное танго, и каждый раз, когда они соприкасались, нижняя часть живота Егора наливалась свинцом, а в паху, казалось, с каждой секундой становилось всё меньше и меньше места.