Сливово-лиловый
Шрифт:
— Но… — начинает Барбара, но мама прерывает ее.
— Никаких «но». В этом вопросе нет «но». Аллегра этого хочет. Она чувствует себя хорошо и наслаждается этим — если все сделано правильно. И Роберт делает это правильно. Вот почему она переехала сюда.
— Я не знаю, что сказать… — бормочу я, глядя в пол.
— Марек не делал тебя счастливой, все остальные после него не делали. Но Роберт делает тебя счастливой, я вижу это, понимаешь? Я решила радоваться, что ты нашла достойного мужчину. Роберт, я думаю, делает то, чего Марек никогда
Я медленно киваю.
— Ты заботишься о ней, Роберт? — спрашивает мама, и Роберт серьезно кивает.
— Я очень хорошо забочусь о ней. Я делаю только то, что она хочет.
— Регина, ты когда-нибудь задумывалась, а вдруг это он внушил ей, что она этого хочет?
— Барбара, ты когда-нибудь задумывалась, что есть люди, которые не приемлют твой образ жизни?
— Немногие женщины могут принять мой образ жизни. К сожалению! — говорит Барбара несколько возмущенно и хмурится. Она на своей волне, не понимает, что мама пытается объяснить ей.
— Если это тебя успокоит, Барбара, — говорю я, — я добровольно так живу. Я уже знала, что хочу жить так, когда мне было тринадцать лет. И никто никогда не внушал мне что-либо.
— Но как ты можешь! — восклицает она, качая головой.
— Нас двое, — тихо говорю я, и Барбара вопросительно смотрит на меня.
— Что, прости?
— Нас двое. Роберт тоже живет этим. Поэтому ты должна спросить: «Как вы можете это делать?» — и это уже звучит совсем по-другому, верно? Я тоже могу ответить тебе, Барбара: «Мы можем, потому что мы хотим». Потому что мы оба взрослые и живем своей жизнью. И потому что мы не позволим, чтобы кто-то диктовал нам, как мы должны жить. Ни пузатому шишке в исполнительном кресле в Берлине, ни даже благонамеренной, эмансипированной женщине, которая желает провозгласить во всем мире порно-запрет и считает секс сзади унизительным изобретением мужского мира.
— Что явля… — бормочет Барбара и качает головой. Затем она поворачивается к моей маме. — У тебя была задача, Регина, одна единственная чертова задача. Как ты могла так облажаться?
— Я ни капельки не облажалась.
— Она не облажалась. Совсем нет. Просто спиши это на гены моего отца. Против генов не попрешь.
— Это не так просто.
— Нет, это просто. Ты можешь делать и говорить все, что хочешь, Барбара, но я всегда буду так жить. Это делает меня счастливой.
— Я не могу в это поверить… как это может делать тебя счастливой?
— Была ли ты счастлива на Ла Гомера то лето, Барбара?
— Да, — отвечает она, — то было лучшее лето в моей жизни.
— Как ты можешь быть счастлива, переспав с пятьюдесятью разными мужчинами в течение трех месяцев? Я только представляю это, и мне становится плохо.
— Это была свобода, Аллегра. Свобода сделала меня счастливой. Это было похоже на дурман, понимаешь?
Я медленно киваю и улыбаюсь.
— Да, я это очень хорошо понимаю. Потому что Роберт дает мне эту свободу, заставляет
— Но ты не свободна.
— Нет. Ты тоже не свободна.
— Но я борюсь за свою свободу.
— Я тоже, Барбара. Это бесконечная борьба с собой, с тем, чему учила меня мама: что женщина сильная, а не слабая, мы не подчиняемся, мы боремся. Мы берем то, что хотим, и не позволяем нам диктовать. Это мое воспитание. Это то, что для тебя правильно. Но внутри меня, глубоко и прочно укоренившийся голос кричит, что я хочу совсем обратного. Теперь, когда я живу здесь, возможно, смогу оставить свое воспитание позади и выпустить этот настойчиво отчаянный голос в свободное пространство, которое считаю правильным.
— Барбара, — говорит Роберт, впервые вмешиваясь в разговор, — кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, как вести себя в сексе? Как должно вести себя в спальне?
— Нет, — отвечает Барбара, качая головой. — Зачем?
Я вижу, что мама тоже очень заинтересованно смотрит на Роберта.
— Ты когда-нибудь читала книгу об этом до того, как впервые занялась сексом? Книгу, в которой описывается, как женщине наиболее умело вести себя в постели?
— Нет.
Моя мама тоже качает головой.
— Согласишься ли ты со мной, если я скажу, что в тот момент, когда дверь спальни закрывается, а двое обнажены, люди ведут себя относительно свободно. Следуя инстинкту?
— Я никогда не задумывалась об этом… — говорит Барбара, и моя мать кивает в знак согласия.
— В настоящее время все это довольно размыто благодаря фильмам, телевидению и интернету, но, да, в этом что-то есть.
— Что ты инстинктивно делаешь в этой ситуации?
— Я? — удивленно спрашивает Барбара, а затем пожимает плечами. — Я иду к мужчине и беру то, что хочу… в прямом смысле этого слова…
— Что ты делаешь, Аллегра? Как ты реагируешь на эту ситуацию? Ты обнажена, дверь в спальню закрывается, а там тот самый единственный мужчина? — спрашивает мама, которая понимает, куда клонит Роберт. Не могу поверить, что она спрашивает меня о чем-то подобном, но, чувствую, что мне не выкрутиться.
— Я ничего не делаю. Я смотрю вниз, ожидая, что он скажет, что мне делать. Я борюсь с побуждением немедленно упасть на колени — и достаточно часто проигрываю ему.
— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что так ведут себя женщины в спальне? Или ты где-то читала или видела?
— Нет, — отвечаю я, улыбаясь, — не припомню. Это я. Аллегра без прикрас и фальши.
— Я не знаю, что и думать, — говорит Барбара, качая головой.
— Ты просто должна принять это, ничего больше.
— Теперь, когда ты официально «разоблачена», ты завтра пойдешь в спа?
— Нет, мама, — говорю я. — Между словесным каминг-аутом и публичной демонстрацией знаков, которые я ношу на своем теле, есть огромная разница. Я не хочу этого.
Барбара смотрит на Роберта, прищурив глаза.