Сливово-лиловый
Шрифт:
— Это Барбара, — вздыхаю я, надеясь, что мы не встретимся.
— Эмансипе-Барбара, — усмехается Фрэнк, — …которая явно отличается от Жирной-дуры-Барбары.
— Точно, — хихикает Сара, по которой уже явно заметны выпитые пять бокалов вина, и снова наливает себе. — Знаете ли вы Ревень-Барбару?
Фрэнк кивает, обнимает ее и говорит:
— Конечно. Мы знаем. Позже мы серьезно поговорим, пьянь-Сара.
— О, не-е, — выдает Сара. — Если так, тогда я Пино-Гри-Сара. Звучит благороднее…
— Благородно, да? Я обещаю тебе, завтра ты будешь чувствовать себя немного менее благородной… — усмехается Фрэнк и целует ее в висок.
«Он провернет это. И, вероятно, никогда больше не напьется», — думаю я и улыбаюсь.
— Что он задумал? — спрашивает Мелинда и смотрит на Фрэнка прищуренными глазами.
— Просто маленький урок, — отвечает Роберт, и Фрэнк кивает.
Глава 27
Конечно
Роберт открывает дверь его — скоро нашей — квартиры и пропускает меня вперед. Я делаю два шага и останавливаюсь, замираю, не двигаясь. Жду его указания, потому что знаю, что оно последует. Я чувствую это. Едва мы оказались одни в машине, он всего несколькими словами ввел меня вглубь «зоны».
— Раздевайся, — говорит Роберт, и я делаю, как он требует. На празднике я немного замерзла в конце, но Роберт включил отопление в машине, так что я снова прекрасно согрелась, пока мы доехали. В его квартире также приятно тепло, и мне не холодно, даже если я стою голышом в его прихожей, рассматривая свои ноги. Роберт накрывает мои глаза черной тканью, я чувствую, как он завязывает ее на затылке и вытаскивает косу из-под узла. Он обходит вокруг меня, останавливается передо мной, и я чувствую тепло, которое он излучает. Роберт касается моего подбородка и слегка поднимает мне голову, а потом его губы встречаются с моими, и он целует меня долго и страстно.
Затем он отстраняется от меня и идет в спальню. Я слышу, как он открывает ящик комода. Роберт молчит, и это делает сценарий происходящего угрожающим для меня, питая тот чудесный страх, который я могу чувствовать только тогда, когда полностью уверена, когда доверяю. Это то двоякое чувство, которое делает меня бесконечно возбужденной. Мое дыхание учащается, и я теряю покой.
— Такая нетерпеливая и такая жадная… — бормочет Роберт и выкручивает мои соски, вытягивает их, и я автоматически подаюсь вперед. Через несколько секунд чувствую зажим, который он прикрепляет к моему правому соску, и резко втягиваю воздух. Я тяжело дышу, борясь с болью. Он ждет, пока первая боль почти проходит — зажимы для сосков на самом деле не доставляют боли, пока их не удалить — а затем крепит второй к моему левому соску.
Он берет меня за плечо, ведет в спальню и ставит перед кроватью.
— Вперед. На колени.
Роберт устраивает меня в нужное ему положение, и я чувствую, как на мой анус капает холодная смазка. Я опускаю голову и расслабляюсь, совершенно расслабляюсь, и глубоко вдыхаю, ощущая усиливающееся давление на задницу.
— Хорошая девочка, — тихо говорит он, и я чувствую небольшой плаг — ввести его не проблема, и он уже сидит как надо. Я слышу странный пульсирующе-свистящий звук, и внезапно чувствую, как пробка в моей заднице увеличивается. Я понимаю, что это одна из тех, которые можно накачать, и тихо стону. Ощущение усиливается, и когда я громко ахаю, и «Роберт, пожалуйста…» срывается с моих губ, он останавливается, выпуская немного воздуха. Затем дает мне время привыкнуть к зажимам, которые тянут мои соски, и к растянутой заднице. Я знаю, что он смотрит на меня, наслаждается каждым вздохом. Он скользит рукой по моей заднице, между моих ног, ненадолго посвящает себя моему клитору и останавливается, когда мое дыхание учащается.
— Такая мокрая… — шепчет Роберт, и я чувствую, как уже очень знакомое яйцо погружается в меня. Обожаю эту вещь, и, когда она начинает вибрировать, прикусываю губу. Я тихо стону, как вдруг из ниоткуда прилетает прицельный удар ладони по заднице. Отдача толкает меня вперед, гирьки на грудных зажимах начинают двигаться, болтаться в стороны, боль из трех точек наполняет мое тело, в то время как яйцо доставляет все большее удовольствия. Роберт осторожно тянет за плаг, при этом следит за тем, чтобы я чувствовала эту область абсолютно четко. Я всхлипываю, отчаянно дыша, поскольку мое тело пытается справиться со всеми этими ощущениями, обработать их. Некоторое время он «обрабатывает» меня подобным образом, пока я не начинаю плавиться, пока мое тело буквально не растворяется в море дозированной боли и еще большей похоти. Я становлюсь все громче, начинаю умолять, хочу больше и больше — больше боли, больше
— Повернись на спину, — говорит он, и я исполняю его приказ, медленно и осторожно из-за грузиков и плага.
— Нельзя ли немного быстрее? — спрашивает Роберт, и я чувствую, как он хватает меня под мышками и подтягивает к другому концу кровати, пока моя голова не свисает с края. Я знаю, чего Роберт хочет, и открываю рот. Я чувствую, как он наклоняется ко мне, и высовываю язык, хныча в экстазе, когда кончик его члена касается моего языка. Я облизываю его, ласкаю, вызывая первый стон, расслабляю горло, как учили, и позволяю ему глубоко вонзиться в меня. Мне удается в нужный момент сглотнуть, подавив рвотный рефлекс. «Я не разучилась», — думаю я, радуясь, что могу предложить ему этот опыт. Роберт не злоупотребляет, остается осторожным и сдержанным, не торопится и наслаждается процессом. Я чувствую его пальцы на клиторе, он возносит меня все выше и выше, заставляет меня метаться. С членом во рту, я не могу просить, мои стоны приглушены, как и мой крик, когда он позволяет мне кончить. Он выходит из моего рта, шепчет похвалу мне на ухо. Я слышу, что он мастурбирует, и удивляюсь, почему он не использует меня. Его теперь такой уже знакомый стон, когда он кончает, пронизывает от кончиков волос до пяток. Мной снова овладевает страх, накручивает меня сильнее, занимая каждый уголок моего тела. Разве я была недостаточно хороша?
Вибрация внутри прекращается, и Роберт снимает повязку с моих глаз. Я промаргиваюсь в его тускло освещенной спальне и вижу, что он стоит справа рядом со мной, обнаженный, и улыбается мне свысока. Я все еще лежу, расставив ноги, со свешенной с края кровати головой.
— Быстро из кровати, с другой стороны. На четвереньки.
Я со стоном пытаюсь встать с постели, тихо вскрикиваю, когда тяжесть болтающихся взад-вперед грузиков натягивает мои соски.
— Иди сюда, — приказывает он, и я ползу вокруг кровати, элегантно, грациозно, и стону от похоти и боли. Я чувствую пробку при каждом движении, а когда смотрю вниз, вижу, как на моей груди болтается груз. Я помню, как мне было стыдно, когда я впервые в жизни поползла перед мужчиной, и насколько этот позор возбудил меня. Потому что это было запрещено, потому что женщина подобного не делает. Никогда. Стыд стал еще сильнее, когда я, оснащенная плагом и зажимами для сосков, дрожа от возбуждения, опускалась на колени перед Мареком и целовала его ноги. Этого хочет Роберт? Я чувствую его взгляд на себе, голодный и напряженный, он устремлен на мою задницу, из которой болтается шланг анальной пробки, бьющий меня по бедру при каждом движении. Когда подползаю к Роберту, я без напоминания сажусь на голени и складываю руки за спиной. Я держу голову смиренно опущенной, тайно надеясь на похвалу, и зная, что не получу ее — он не использовал меня, чтобы удовлетворить себя, он сам довел себя до оргазма.
— Аллегра, — тихо говорит он, — посмотри на меня.
Я поднимаю голову, смотрю ему в глаза и вижу в них любовь, уважение, которое он испытывает ко мне за то, что я ползла перед ним.
— Тебе чего-то не хватает, верно?
Я киваю.
— Да, Роберт.
— И чего же?
— Мне не было позволено принять твою сперму.
— А ты бы этого хотела?
— Да.
— Это награда, верно?
— Да, это так. Я чувствую себя хорошо, когда ты меня используешь для своего удовлетворения.
— А если я делаю это сам, ты чувствуешь себя плохо?
— Да, Роберт. Извини, если… если я не смогла тебя удовлетворить.
Роберт не соглашается и усмехается.
— Награда не унизительна, не так ли?
— Нет.
— Посмотрим, смогу ли я это изменить… — Он улыбается, и я вопросительно приподнимаю брови.
Роберт протягивает руку назад и берет плоскую черную фарфоровую миску. Он наклоняется и ставит ее между ног. В миске — его сперма.
— Вылизать, — говорит он своим жестким строгим тоном, и я наклоняюсь вперед. Жду, пока грузки не перестанут колебаться, делаю глубокий вдох и засовываю язык в миску, вылизывая его сок как можно лучше. Роберт резко снимает зажим с левого соска, и сквозь него проходит острая боль. Пульсирующая, мучительная. Я кричу. Это так больно! В течение первых двух ужасных секунд все мое тело сводит спазмом, затем я расслабляюсь и сосредотачиваюсь на своем дыхании. Яйцо во мне снова начинает вибрировать, и, словно сквозь туман, я слышу голос Роберта: