Слизняк и его раковина

Krokozyabra (Бусеница)

– Так что значит «исчез»?
– уточнил Абраксас, когда Люциуса немного отпустило и его рука почти перестала дрожать.
– Вы не можете определить, жив ваш Повелитель или погиб?

Люциус поставил стакан и задрал левый рукав, обнажив предплечье:

– Метка, видишь? Она больше не живая. Я не могу призвать его, это просто рисунок.

– И что это должно означать?

– Понятия не имею.

– Люци, на тебе есть кровь?
– в упор спросил Абраксас.

Люциус не торопился с ответом, и Абраксас догадывался,

что это должно означать.

– Я был под Imperio, - наконец выдохнул он, с вызовом уставившись на отца.
– А потом ещё он угрожал убить меня.

Что ж. Можно было ожидать худшего.

– Imperio– это неплохой вариант. В этом случае, ты будешь уже не соучастником, а жертвой. Ты сказал об этом на допросе?

– О, Мерлина ради, па, - так Люциус называл его только в минуты крайней неуравновешенности.
– Разумеется, сказал. В меня перед допросом влили полпинты Веритасерума, так что я там рассказывал всё, что знал. В том числе, полный состав организации, поимённо, разве что случайно забыл кого-то!

– Ну и отлично. Тогда Визенгамот обязан будет это учесть.

– Да ничего подобного!
– яростно выплюнул Люциус.
– Показания, данные под действием сыворотки правды, не могут считаться доказательством! Эта штука нужна, чтобы добывать информацию, и точка. А доказательством они считают только Метку на руке. Понимаешь?.. По тому списку, что они за мной записали, Аврорат может хватать любого, задирать левый рукав - и всё, других доказательств уже не нужно.

– Ещё виски?
– предложил Абраксас, но Люциус мотнул головой.

– Кажется, в Визенгамоте сейчас председателем твой новый начальник?

– Да, Крауч, - кивнул Люциус.

– Со Свитом он разделался мастерски, - задумчиво сообщил Абраксас.
– Как думаешь, с ним можно договориться?

– Он остервенелый карьерист, - пробормотал Люциус.
– Разве что его сын… Хотя я не уверен. Младший Крауч часто крутился около Лорда, но у него вполне может и не оказаться Метки.

– Не будем рисковать, - согласился Абраксас.
– В конце концов, большинству голосов не сможет противостоять даже председатель.

– И откуда мы возьмём большинство голосов?
– голос Люциуса звучал всё более расслабленно. Ещё немного, и он уснёт прямо здесь.

Ещё бы. Арест, допросы, зелья, виски…

Ладно. Тио позаботится о том, чтобы доставить его в спальню и уложить в постель.

– Есть старые проверенные методы, - чуть насмешливо ответил Абраксас.

– Деньги… - с лёгкой вопросительной интонацией протянул сын.

– Разумеется.

– Отец, прости, - совсем тихо, едва слышно сказал Люциус.
– Ты был прав, с самого начала, ещё тогда, когда запрещал мне…

Абраксас помолчал. К чему теперь нелепые сентиментальности? Это не тот случай, когда приятно оказаться правым.

Он так и не придумал,

что сказать, но, взглянув на сына, понял, что ответ уже и не нужен.

Люциус спал в кресле, почти до пола свесив руку с амулетом-ограничителем.

Глава шестидесятая. Люциус.

Обещание отца успокоило меня лишь отчасти. Деньги - это хороший аргумент, но что, если страх перед Тёмным Лордом окажется сильнее?

Убеждающую силу страха я знал теперь по собственному опыту.

Тёмный Лорд бывал суров, жесток, неумолим. Но в ночных кошмарах отныне я буду видеть обычных, ничем не примечательных людей в аврорских мантиях. Я не говорил об этом отцу. Вряд ли я вообще решусь когда-нибудь рассказать об этом.

Ко мне подошли в холле Министерства, едва я успел выйти из камина. Крепко взяли за руки. Отобрали палочку. Задрали рукав, проверили Метку. И не предложили даже пройти - просто уведомили, что сейчас я пойду с ними. На мои вопросы не отвечали и вовсе не раскрывали ртов, пока мы не оказались в Аврорате.

Только там я узнал, что арестован за участие в террористической организации и пособничество Тёмному Лорду. Они, конечно, его не так называли. Впрочем, они вообще избегали называть его как-нибудь. Тут же мне предложили выпить Веритасерум и ответить на вопросы.

Сперва я гордо отказался. Получил оплеуху. Из носа потекло. Утираться пришлось рукавом - из карманов у меня выгребли всё до кната, даже носового платка не оставили.

Выждав немного, аврор - потом я узнал, что это начальник отдела, - угостил меня очищающим заклинанием в лицо и повторил своё предложение.

Не так-то просто быть гордым с разбитым лицом, перемазавшись в собственной крови. Но если сравнивать с Круциатусом - чепуха. А мне было, с чем сравнивать. Но выражение его лица, интонации, совершенно не изменившиеся до и после оплеухи… Я просто осознал, что, стоит мне отказаться, и последует ещё один удар, а потом он всё тем же скучающим тоном осведомится, не соглашусь ли я принять сыворотку правды. И продолжаться это будет до тех пор, пока ему не надоест, а потом меня заставят выпить зелье насильно. Вся выгода, что я получу в этом случае - распухшее от ударов лицо.

Так что отцу я наврал. Ничего в меня там силой не вливали, Веритасерум я выпил сам.

Потом я убеждал себя, что это был не страх, обычное благоразумие. Но, если честно, я был не просто напуган - почти раздавлен.

Да, если говорить то телесных ощущениях, то мне доводилось испытывать и не такое. Не только Лорд, но даже мой собственный отец причинял мне куда большую боль. Но при этом они не переставали относиться ко мне как к человеку, к Люциусу Малфою, пусть и пытались гнуть каждый под себя. Даже Фабиан Прюэтт, швырнувший в меня Круциатус - да, собственно, и не в меня, в абстрактную фигуру в тёмном плаще и серебряной маске, - испытывал вполне понятные человеческие эмоции.