Слизняк и его раковина

Krokozyabra (Бусеница)

А для Кемпа я человеком не был. Был частью работы: необходимой, скучной, досадной. Словно бы и неживой. От этого меня такой холод пробирал, что я и дома всё никак не мог отогреться.

Находясь под домашним арестом, я не мог сам заниматься решением этого деликатного вопроса, поэтому налаживать связи и наносить визиты нужным людям приходилось отцу. А если ему не удастся уладить это дело? Если всё-таки тюрьма? Азкабана я боялся до дрожи.

Я бесцельно шатался по Малфой-мэнору, гулял в парке и намного больше времени, чем когда-либо, проводил с

сыном.

Драко был очень похож на меня. Раньше я весьма гордился этим, а теперь вдруг подумал: а ведь он наверняка унаследовал от меня не только светлые волосы и нежную кожу. Но и все мои слабости, все уязвимые места. Кажется, сын, я сделал тебе не самый лучший подарок. Но что поделаешь, другого характера у меня нет. Придётся справляться так.

Не хотелось думать, что меня не будет рядом, когда Драко начнёт говорить, задавать вопросы, осваивать магию. Нет, я верил, что отец и Нарси смогут воспитать его должным образом. Да и какой из меня воспитатель… Но всё равно эти мысли больно задевали.

Всё вокруг казалось мне ненастоящим, двойственным. Родной дом, знакомый мне с самых первых воспоминаний и известный до каждой мелочи. Отец. Нарцисса. Драко. Преданные эльфы.

И в то же время, я знал, что всё это в любой момент могут у меня отнять. Заменить на холодную камеру и драную форму заключённого.

А ещё магия, конечно. Было весьма непривычно обходиться без палочки и звать Тио каждый раз, как мне что-нибудь требовалось. Но дома можно капризничать, а в Азкабане домовиков не будет.

Я опять задохнулся острым холодным страхом при одной только мысли о тюрьме.

Чай безвозвратно остывал в моей чашке, а я медленно увязал в паутине мрачных размышлений. С аппетитом в эти дни у меня было совсем никак, хоть я и понимал, что не раз ещё успею пожалеть о домашних обедах и ужинах.

Интересно, а если и вправду приказать Тио отрубить мне руку, он выполнит это повеление, или же это противоречит его установкам о благе хозяина? Сам-то я никогда не решусь на подобное. Но, если выбирать между левой рукой и Азкабаном, эта утрата начинала казаться не такой уж немыслимой. Перспектива провести в тюрьме пару десятков лет пугала меня всё-таки больше. Даже по ночам, обнимая Нарси, даже во сне я не переставал ощущать холод и тяжесть браслета-ограничителя. И, если бы не надежда на отца, может быть, я всё же решился избавиться от него таким образом.

* * *

Когда из Министерства ко мне прилетела сова с повесткой - явиться на предварительное слушание в Визенгамот, завтра, в половине девятого утра, - я был так взвинчен, что сперва порвал узкий лист дрянной дешёвой бумаги вместе с конвертом, до того тряслись руки. И на ограничивающий амулет таращился с такой тоской, что отец велел мне взять себя в руки и не делать никаких глупостей.

– Всё будет хорошо, - твёрдо сказал он, словно обещая.

И я уцепился за его уверенный голос как за что-то реальное в моём плывущем и качающемся мире.

Он не обманул.

На следующее утро в Министерстве мне объявили, что мои

действия во время Магической войны признаны не добровольными, а вызванными Первым Непростительным заклятием. Поэтому все обвинения с меня сняты, так что и в серебряном браслете на запястье необходимости больше нет.

Вернули палочку и извинились.

Я был растерян и ошарашен. В такой исход дела я, оказывается, ничуть не верил. Пожалуй, если бы меня признали безоговорочно виновным по всем пунктам обвинения и приговорили к немедленной казни на месте, к этому я и то был бы готов больше. Выдержки мне хватило только на то, чтобы сохранять лицо неподвижным. Надеюсь, при желании его выражение всё же можно было принять за высокомерие.

Когда я на ватных ногах вышел из зала заседаний, в коридоре меня ждал отец.

На меня он взглянул, как на школьника, опоздавшего к обеду.

– Ну? Всё в порядке?
– уточнил он своим привычным недовольным тоном.
– Идём домой.

– Отец, - позволил я себе спросить уже дома, в Мэноре.
– Чего тебе это стоило?

– Пары лет жизни, я полагаю, - хмыкнул он.
– Надеюсь, у тебя надолго прошла охота ввязываться в авантюры?

Я молча кивнул. В тот момент я и вправду так думал.

Но на следующий же день я получил короткое письмо, скорее даже, записку от Макнейра с просьбой о встрече.

Макнейр никогда не входил в число близких мне людей, а, учитывая его профессию, я и вовсе предпочитал держаться от него подальше. Но сейчас я догадывался, что он вряд ли решил навестить меня из любопытства или дружеского расположения. Скорее всего, дело касалось чего-то серьёзного.

На всякий случай я всё же решил лишний раз не рисковать, покидая дом, и пригласил его в поместье. Через полчаса Макнейр вывалился из камина чуть не под ноги мне. От его обычной невозмутимости мало что осталось - так, жалкие лохмотья.

Я пригласил его в гостиную, предложил выпить - он вполне ожидаемо отказался - и сухо уточнил:

– Так чем обязан?

Он одарил меня неприязненным взглядом и коротко сказал:

– Рабастан арестован.

Глава шестьдесят первая. Люциус.

– А я тут при чём?
– спросил я, отводя глаза.

– Не знаю, - отрезал Макнейр.
– Тебе виднее.

Вообще, разумеется, этого следовало ожидать. Имена всех троих Лестрейнджей, как и самого Макнейра, были в самом верху того списка, что я перечислил в Аврорате под действием Веритасерума.

Но, в отличие от меня, Нотта, Гойла и других сотрудников Министерства, у них был запас времени, чтобы узнать об исчезновении Тёмного Лорда и не появляться в тех местах, где был риск встретиться с аврорами. Например, в собственных домах.

Правда, я уже слышал об аресте Снейпа и Мальсибера, Долохова и Каркарова. Однако судьба русских меня не слишком волновала. Моего зельевара-полукровку было немного жаль, но помочь ему я всё равно вряд ли смог бы. К тому же, я слышал, все они уже в Азкабане. Теперь каждый сам за себя.