Сломанная орбита
Шрифт:
Скосив глаза, Молот увидел стоявшего рядом чоха. Он несколько отличался от тех «жуков», которых Булавин видел на арене. Если тела стражей были покрыты темно-желтым хитином, то панцирь этого чоха имел благородный золотистый отлив. Так же вместо шлема его голову украшало похожее на корону кольцо из тусклого синего металла. Многосуставчатые конечности существа быстро мелькали над панелью прибора.
«Я определенно уже видел его… когда? Когда… Допрос! Да, Кадживейт разговаривал с этим чохом…» — отстраненно подумал Булавин.
Прибор над его ложем басовито прогудел.
— Прекрасно, вы очнулись. Что последнее вы помните?
— Глядя на тебя сложно поверить, что такое отвратительное существо может обладать разумом! — прохрипел пересохшими губами полковник и хрипло закашлялся.
Чох, не обращая внимания на оскорбление, коснулся нескольких заглубленных в прибор рядом с ложем Булавина кнопок, и Молот вдруг почувствовал, что владевшая им после пробуждения слабость начала исчезать. Рот вновь наполнился слюной, а в мускулы влилась прежняя сила.
В душе полковника чистым огнем вспыхнула ярость. Им завладело невыносимое желание убить, раздавить стоящее перед ним мерзкое существо, посмевшее так снисходительно к нему относиться.
«Что это со мной?..» — изумился Булавин, неожиданно испугавшись охвативших его чувств.
Он был военным, и ему было не привыкать убивать, но никогда прежде он не испытывал к своим врагам столь лютой ненависти. Его первый командир всегда говорил: «хороший солдат идет на задание с холодным сердцем и спокойным разумом, тогда домой он возвращается с чистой совестью». И Молот накрепко заучил это правило.
Неожиданно полковник понял, что чох доволен. Выражение уродливой физиономии инопланетянина не изменилось, но до Молота долетел обрывок его чувств, то ли случайно, то ли намеренно переданный ему «жуком»-эмпатом. Это разозлило Булавина еще больше, и он вновь ощутил ярость.
Зарычав, Молот принялся одну за другой выдергивать из своего тела длинные иглы разноцветных трубок.
— Прекрасно, просто прекрасно! — послышался вдруг чей-то восхищенный голос. — Зеб Корг, ваша работа, как всегда, выше всяческих похвал!
Увлекшись освобождением от отпутывавших его трубок, Булавин не заметил вошедшего в комнату человека. Перед ним, обряженный в фиолетовую с золотистым рисунком мантию, перехваченную широким, инкрустированным драгоценными камнями поясом, стоял император Кадживейт. На его голове красовалась массивная трапециевидная корона, худые руки были унизаны браслетами и перстнями, а в левой ладони был зажат скипетр, увенчанный треугольным кристаллическим навершием. В зависимости от угла, под которым на него смотрел Молот, скипетр отливал то синим, то зеленым, то фиолетовым, то красным.
Кадживейт восторженно глядел на Булавина, словно полковник был не живым человеком, а произведением искусства. Правая рука императора машинально взметнулась к подбородку
Молот закончил расправляться с трубками. Обретя свободу, он встал с ложа и сделал шаг к Кадживейту. Здоровенный землянин возвышался над хлипким гуманоидом на целую голову и был еда ли не в двое шире его в плечах.
— Прекрасно, просто прекрасно! — с восхищением глядя на Булавина, повторил Кадживейт.
Ярость огненными молоточками стучала в голове Молота, застилая сознание и мешая ясно мыслить. Булавин оскалил зубы и вновь негромко зарычал. Вытянув руку со скрюченными пальцами, он шагнул вперед, собираясь стиснуть, сдавить в ладонях хлипкую шею Кадживейта.
Внезапно его голову пронзила боль. Мир закружился и зашатался перед глазами. Полковник охнул и опустился на одно колено, прижимая руки к пульсирующим вискам. Боль была нетерпимой, словно кто-то вворачивал в его голову огненный прут.
Боль вытеснила из сознания полковника нестерпимое желание прикончить Кадживейта. Все, о чем он мог сейчас думать, так это только о том, чтобы эта невыносимая пытка кончилась. И боль мало-помалу начала утихать. Вскоре от неё не осталось ни следа, и Булавин снова смог подняться на ноги.
— Превосходно, — донесся до него довольный голос Кадживейта.
Подняв глаза, Молот увидел расплывшуюся на губах императора самодовольную улыбку. Он явно ощущал себя полным хозяином ситуации. А это немедленно вновь разозлило полковника. Его буквально трясло от гнева, и он никак не мог совладать с охватившей его яростью. Но, стило Молоту подумать о том, как же ему хочется стереть эту наглую улыбку с лица Кадживейта, желательно его же фиолетовой кровью, как в голове полковника вновь вспыхнула боль. Булавин до хруста сжал зубы и стиснул кулаки так, что ногти впились в кожу ладоней.
— Ты не можешь мне навредить, я позаботился об этом. Одна только мысль об этом причиняет тебе такую невыносимую боль, какую не в силах вытерпишь ни одно живое существо, — немного понаслаждавшись видом его мучений, довольно заметил Кадживейт.
— Что… что ты со мной сделал? Где мои люди? — отдышавшись, спросил Молот.
Кое-как успокоившись, ему удалось взять под контроль сжигавшую его ярость, превратив её в спокойное, ровное пламя.
— Тебя в самом деле это интересует? — удивленно приподнял бровь Кадживейт и недовольно посмотрел на чоха.
Булавин прислушался к себе и вдруг обнаружил, что если первый вопрос его действительно волновал, то второй у него вырвался чисто машинально. Как будто воспоминание из сна, в котором он был заботливым командиров, готовым стоять насмерть за жизнь каждого своего бойца. Хотя сейчас Молот не мог даже ума приложить, как его могли заботить такие мелочи. Медведь, Горилыч, Сверчок, Пилюля, Руся… он отлично помнил носивших эти имена людей, но более не испытывал к ним никаких чувств. Когда-то они были его командой, его семьей, и он не задумываясь пожертвовал бы жизнью ради любого из них, а сейчас ему было совершенно плевать мертвы они или нет.