Сломанная подкова
Шрифт:
— Они не мои — государственные.
— Знаю, что государственные. Поэтому мы их возьмем, а вас арестуем...
— Но это произвол! Беззаконие! Вы ответите!
— Ответим. За все ответим.— Бештоев крикнул в дверь:— Кучменов!
Через порог переступил Азрет Кучменов, бессменный дежурный при Якубе Бештоеве.
— Что это значит?— продолжал возмущаться Ори-шев.— Я буду жаловаться. Кулову напишу!.. Это государственные деньги. Никто не имеет права их присваивать. Я за них в ответе перед государством и партией. Вы понимаете, что вы делаете? Советская власть жива. Вы ответите за каждый рубль. Два миллиона! Есть за что отвечать...
— Хватит!
— Не трогай отца! — Оришев-младший выхватил пистолет. Его юношеские глаза, полные гнева и негодования, глядели на мясистое лицо Кучменова. Но кроме этих глаз на Азрета глядело еще и дуло пистолета. Юноша, пожалуй, мог бы и выстрелить. Отец остановил его:
— Не надо, сын. Отдай оружие, мы не так будем с ними разговаривать.
Никакие угрозы не пугали Якуба. Он обезоружил Оришевых и тут же приказал двум бойцам препроводить арестованных в башню, а два мешка денег собственноручно отнес в военный кабинет школы, рядом со штабом отряда. Комната с железными решетками и окованной дверью. В ней хранилось все ценное, что имелось в отряде. На другой день туда же сложили и трофеи, присланные Локотошем.
Как после одержанной большой победы, Якуб Беш-тоев выразил благодарность тем, кто задержал Оришевых. Кучменов препроводил задержанных в ту самую башню, где он сам провел несколько дней. Негодование Оришевых только веселило его.
— Отдохните здесь после дороги,— сказал Азрет, звеня запорами и цепями.
В дальнейшей судьбе Оришевых сыграл косвенную роль все тот же Чока Мутаев, за которого несколько дней назад приняли впотьмах Оришева-старшего.
Прошел слух, что Чоку видели на кошаре и будто он был не один и на коне. Насколько правдив этот слух, проверить было не у кого. Между тем Бештоев забеспокоился. Неизвестно, что затевает Чока. Не собирает ли он свой отряд?
Бештоев и Кучменов сами отправились на поиски Чо-ки. Узнав об этом, в штаб на своем Шоулохе прискакал
Локотош. Капитан распорядился немедленно освободить Оришевых. На самоуправство Бештоева он решил отвечать самоуправством же. Если на плевок не ответить плевком — подумают, что не умеешь плеваться. Локотош и так слишком много уступал. Всему должен быть предел.
Локотош не только освободил управляющего банком. Он посадил отца и сына на коней, выдал им пропуск через «окно в небо» и отправил в Сванетию.
Оришевы не успевали соображать, что с ними происходит и что творится вокруг. Понятно было одно — они вырвались на свободу.
ТЕТ ЧУУ — ЯКУБ БЕШТОЕВ
Якуб Бештоев помчался на поиски Чоки Мутаева не потому, что боялся его отряда, если бы такой вдруг образовался, но потому, что надеялся склонить Чоку на свою сторону. Такой сторонник, да еще с отрядом, нужен Якубу в борьбе с Локотошем.
Два дня Бештоев в сопровождении верного Кучмено-ва носился по пастбищам, но следов Мутаева не обнаружил. В эти дни он увидел, что в ущелье есть и вооруженные и невооруженные люди. Тут были и пастухи, эвакуировавшие скот, и предатели, сбежавшие из армии и решившие здесь, за облаками, дожидаться исхода войны. Одни разбегались и прятали-сь при виде всадников, другие, наоборот, рады были встретиться и узнать новости. Однажды кто-то обстрелял Бештоева. С некоторыми Якубу удалось поговорить. Все они были уверены, оказывается, что война кончается и скоро можно будет вернуться домой.
Якуб осторожно, чтобы прощупать их настроение, напоминал людям о гражданском долге защищать свою землю от врага. Именно эта
Оказывается, еще в конце сентября партизаны совершили ночной налет на немецкий штаб в ауле Джинал. Партизаны подожгли склад с горючим и при ярком свете ночного костра истребили десятки немецких солдат, взорвали штабные машины, захватили трофеи.
После этого случая гитлеровцы заминировали все тропы и дороги, ведущие в аул, и сами ходят только группами. Подозревают в связях с партизанами даже старух, потому что, по их сведениям, о штабе в Джина-ле поведала партизанам старуха — одна из тех, которые ходят в лес за дровами. Никому не разрешают выходить за пределы аула.
Весть о действиях партизан заставила Якуба призадуматься. Его опасения рассеивались после встреч с другими обитателями заоблачных высот, от которых он узнал и то, что часть партизан теперь не в тылу врага, а по ту сторону фронта, действуют совместно с регулярными войсками, устраивают смелые вылазки, добывают сведения о противнике.
«Значит, мы одни в тылу немцев»,— решил с облегчением Бештоев.
Последние встречи убедили Якуба, что если придется окончательно порвать с Локотошем, то он, Якуб Бештоев, без людей не останется. Эти его поддержат. Из них можно будет сформировать свой отряд. Они поверят Бештоеву, своему человеку, а не какому-то там Локото-шу. Но пока в этом нет никакой нужды.
Когда возвращались и подъезжали к штабу, Якуб предложил:
— Заедем в Калежскую башню. Пора Оришева окончательно допросить. Будет ерепениться — пусть сидит. Поумнел и смирился — отпущу его с пустыми руками, пусть убирается за перевал, если сможет... А Локотоша ты, Азрет, не бойся. Я тебя освободил — я тебя сумею и защитить. Я — хозяин всего ущелья, а он всего-навсего командир отряда. Локотош мне подчинен, а не я ему.
— Когда он это поймет?
— Поймет. Заставлю понять.
Азрет обрадовался случаю излить душу:
— Воллаги, пора. Рядовой Кучменов, встать! Рядовой Кучменов, садись! Что я ему—мальчик? Физкультурой занимаюсь! Полководец нашелся! Не по справедливости он гарцует на Шоулохе. Жеребца надо было тебе дать. Ты правитель ущелья. Военная голова и гражданская голова — все в твоих руках. А он и ездить-то не умеет как следует. Помяни мое слово — загубит Локотош жеребца, спину ему попортит. Сидит, как мешок картошки, смотреть тошно. А меня за что хотел разжаловать? Дезертир! Сам он дезертир чистой воды. Мне рассказывали, как он убежал на мотоцикле... Мотоциклетный всадник. Я его теперь не боюсь. Мне рассказали, кто он такой. Один из тех, кто сидел в башне, пожилой такой, который все молитвы читал, говорил мне, что Локотош и не кабардинец вовсе, хоть выдает себя за кабардинца.
— Не время сейчас выворачивать наизнанку его рубашку. Надо подождать. Бог даст — доживем до такого дня, когда я пересчитаю блох в его рубашке, выщиплю волосы из его ноздрей, он у меня начихается. Я все про него знаю. Отец у него был один из тех, кто плечом подпирал Советскую власть. В голодный год он ходил к Ленину просить семян. И Ленин дал ему целый эшелон, хотя вся Россия голодала. Отца Локотоша называли спасителем народа. «Не семена для сева я привез из Москвы,— кричал он на сходах,— а спас от гибели семена своего небольшого народа. Пусть кабардинцы умножаются!» — Бештоев замолчал. Пришла мысль, что если в голодный год отец Локотоша спас корни кабардинцев и древо народа дало новые побеги, то не послала ли судьба теперь такую же роль ему, Якубу Бештоеву?