Сломанная защита (CИ)
Шрифт:
— Ты с ума сошла? — обрубает Андрей, хмурясь. — Он тебя пальцем не тронет. — Осадчий снова обнимает меня и крепко прижимает к себе, почти до хруста косточек. — Никто тебе ничего не сделает, это даже не обсуждается.
— Лидия Николаевна, только через мой труп, — не оборачиваясь, добавляет с переднего сиденья Богдан.
— Только через наши с Богданом трупы, — повторяет Андрей.
— Меня тоже запишите! — робко встревает водитель. Его неуверенный голос разряжает обстановку, мы трое не сдерживаем смешков. В зеркале заднего вида я вижу, как густо
Осадчий просит включить музыку, с Лешей они понимают друг друга с полуслова, и дальше мы едем, слушая что-то из современной классики. Прибываем в поселок около десяти вечера, за окном давно темно, редкие фонари освещают ровную, как стекло, асфальтированную дорогу, по обочинам скопились горы белого снега, над головой раскинулось звездное небо. Мы в каком-то элитном дачном поселке, улица состоит сплошь из огромных кирпичных коттеджей, окна верхних этажей выглядывают из-за высоченных заборов. Шлагбаум, охрана, освещение — все говорит о полной безопасности.
С одной стороны, мне немного жутковато — я единственная девушка в компании трех мужчин, ни одна живая душа не знает, где я и с кем. С другой стороны — я прекрасно понимаю, что из-за Голубева у меня развилась паранойя и далеко не все мужчины на этой планете мечтают переспать со мной.
Осадчий, правда, мечтает, сто процентов, вон как обнимает всю дорогу, трется губами о мою макушку. Его пальцы периодически сжимаются в кулаки — несмотря на наличие телохранителя, он никак не может расслабиться.
Когда мы заходим в потрясающий, как из доброй сказки, дом, я, наконец, вижу его лицо в ярком освещении и поражаюсь — Андрей, оказывается, в бешенстве. Клянусь, я ни разу не видела его таким, хотя мне казалось раньше, что он меня ненавидит и всячески это демонстрирует при любом удобном случае.
Ничего подобного. Вот сейчас он действительно ненавидит. Глаза потемнели и как будто из-за череды бессонных ночей впали, взгляд тяжелый, челюсть напряжена так, что ходят желваки.
Меня осеняет, что на самом деле прячется за его спокойными советами и уместной отстраненностью. После сообщений от Влада Андрей опасается, что у него может сорвать крышу. Либо он проведет эту ночь со мной, либо натворит непоправимых глупостей.
Не сдержавшись, он повышает голос в телефонном разговоре:
— А что, без меня этот вопрос решить невозможно? Нужно именно сейчас, в половину одиннадцатого, мне лететь в офис? Вот именно, я позвоню завтра. До свидания, — потом поворачивается ко мне: — Это по работе, извини. Смотри, вон лестница на второй этаж, там спальни. Эта — ведет в подвал. А здесь гостиная.
Он старается придать голосу веселые интонации, рассказывает, что дача принадлежит родителям его партнера в фирме, просит, чтобы я чувствовала себя как дома. Это совершенно особенное место — очень любимое, и чтобы я не сомневалась — здешние двери открыты только для членов семьи и ближайших друзей.
Пересылая ему сообщения Влада, я провоцировала его на реакцию. Я хотела от него защиты,
— Андрей, у тебя все хорошо на работе? — спрашиваю на всякий случай.
— Как обычно. А у тебя?
— И у меня. Ты нервничаешь, вот я подумала, вдруг что-то стряслось?
Он подходит к окну, я присоединяюсь, и мы оба смотрим на заснеженный двор. Я робко беру его руку, он не отвечает на рукопожатие, но и не отталкивает меня.
— Я не думал, что он припрется, — обнимает меня одной рукой. — Я ему запретил до февраля соваться к тебе. Черт, я не знаю, как будет лучше. Я опасаюсь, что если выдам нас открытой агрессией, ответка не заставит себя ждать. Но ничего не делать тоже нельзя, он меня вынуждает.
— Все хорошо, со мной был Богдаша.
— Я знаю, что с тобой был Богдаша, — отвечает резко. — Я ему плачу, чтобы он был всегда с тобой. Если бы его в этот момент не было, он бы до конца жизни не смог устроиться даже охранником в чмошный супермаркет.
— Мой грозный Андрей Осадчий, — тяну я, улыбаясь. Кладу ладонь ему на плечо, но он дергается, будто пытаясь стряхнуть, потом поспешно берет мою руку и прижимает тыльной стороной ладони к губам, целует.
— Прости. Взбесили его смс-ки, скоро он сам будет горько плакать, — смотрит вдаль. — Меня нервируют заминки. Обычно людям есть что терять. Они ведут себя осмотрительно. Они слушаются, если объяснять доходчиво. Их можно напугать. Этот же склонен к импульсивным поступкам. Он всегда был таким?
Мне кажется, или слова звучат как укор? Я растерянно пожимаю плечами: когда мы были женаты, он, конечно, не угрожал мне. А когда я отчитывала его за пьянки, он на коленях вымаливал прощение. Кошмар начался, как только я решила развестись.
— Тебе не стоит на него срываться, — говорю я серьезно. Он бросает на меня беглый взгляд. Понятно, как это выглядит: я его накручиваю и тут же пытаюсь успокоить. — Он, я уверена, не ожидал, что со мной будет Богдаша. А так — ну пусть ходит, крушит мебель, подумаешь… Вызову полицию, пусть оплачивает убытки, если испортит что-то ценное.
— Мы посадим его по закону, — говорит Андрей. — За то, что он сделал, его место в тюрьме. Если закон нам не поможет, я решу как-нибудь иначе.
— Андрей, — мне становится страшновато от его интонаций, я легонько прошу его повернуться, привстаю на цыпочки и целую в губы. Они у него обветренные, жесткие, хочется смягчить и обласкать. — Покажи мне дом, пожалуйста.
Глава 31
Здесь и правда довольно мило. На всех горизонтальных поверхностях расставлены десятки статуэток, сувениров, рамок с фотографиями. На полу разложены коврики будто ручной работы, такие делала моя бабушка в деревне. К холодильнику магнитиками прикреплены детские рисунки. Мебель, шторы, цвета — все подобрано по хозяйскому вкусу, а не безлико для сдачи в аренду.